Наталия Осояну - Звёздный огонь

С каждым его словом глаза Нами становились всё шире, а во взгляде появился угасший было огонь. Он подался вперед, как будто боялся упустить что-то важное, и на миг позабыл о своих бедах.

— О-о, капитан, вы должны мне обо всем рассказать! Но ваш друг, он…

— Он предпочел остаться там, — магус отвернулся. — Так уж сложилось… Нами, покажите мне карту острова!

Правитель подошел к стене, почти полностью закрытой плотным занавесом, и потянул за толстый витой шнур с кисточкой. Занавес отошел, за ним оказалась карта — огромная, во всю стену, изобиловавшая мельчайшими подробностями. Хоть пересмешник мало что смыслил в таких вещах, он оценил мастерство художника, а Умберто присвистнул от удивления.

— Превосходная работа! — уважительно сказал Крейн. — Такой не постыдился бы и столичный мастер. Чья она?

— Эту карту делали несколько человек, — сказал правитель со странной грустью в голосе. — Но руководил ими и рисовал её мой сын.

— Как это Лайра не забрал его к себе, копировать древние манускрипты и карты? — искренне удивился Крейн. — Дражайшее величество любит лучшее и лучших, в этом он настоящий король!

— Тэррон провел в Кааме год, но вернулся, — ответил Нами. — Я радовался этому, но лучше бы Лайра его не отпускал… он один из тех, кто испил отравленной воды…

Теперь Хагену многое сделалось понятно — и отчаяние, то и дело проскальзывавшее во взгляде правителя, и надежда на спасение, пришедшее в Ямаоку под изумрудно-зелеными парусами.

— Его сон похож на смерть, — отрешенно проговорил Нами. — Он почти не дышит…

— Всё будет хорошо, — Крейн подошел к измученному непосильными заботами человеку и положил руку ему на плечо. — Вот увидите, мы расправимся с нею. А Эсме — лучшая целительница Десяти тысяч островов, она творит чудеса.

— Заступница… — выдохнул правитель. — Пусть она поможет…

Капитан шагнул вперед, к карте, и надолго застыл перед ней, внимательно разглядывая каждый штрих. Особенно Крейна интересовали очертания побережья, и Хаген невольно начал догадываться, о чем он сейчас думает: ведь если тварь кто-то привез на остров, он должен был оставить следы… или, быть может, этот «кто-то» всё ещё здесь.

— Умберто, глянь-ка сюда! — позвал капитан. — Я хочу, чтобы ты взял лодку и проверил вот эту бухточку… и вот эту тоже… Нами, западная часть острова необитаема, ведь так?

— Да, — отозвался правитель. — Там одно время жили несколько семей, но потом перебрались поближе к городу. В тех лесах водятся ядовитые змеи и ещё много разных тварей…

— Превосходно. Ты меня понял? Посмотри внимательно на карту. Ты пройдешь вдоль берега и внимательно всё осмотришь. Вдруг эти места не так уж и безлюдны?

— Ясно, капитан.

— Тогда отправляйся, не стой! То есть, я хотел сказать… — магус на мгновение умолк, словно его вдруг охватили сомнения. Умберто и Хаген переглянулись, предчувствуя, что прозвучит сейчас, и не ошиблись. Крейн, усмехнувшись, договорил:

— Отправляйтесь-ка вдвоем !

Тот злополучный ливень его чуть было не убил.

Неделя болезни сделала молодого магуса беспомощней новорожденного котенка. Он с трудом вставал с постели — дрожали ноги, кружилась голова, — и не мог поднести ложку ко рту, не расплескав половину содержимого. Эта слабость, как и внезапное осознание собственной смертности, угнетали Хагена, но всё-таки в глубине души он желал, чтобы прежние силы подольше к нему не возвращались.

И причиной этому была Трисса.

Кузина напрочь позабыла о тех месяцах, когда они относились друг к другу как совершенно чужие люди и едва ли парой слов обменивались за ужином. Второй такой заботливой сиделки было не сыскать, и, что самое главное, во всех её поступках чувствовалось искреннее, неподдельное беспокойство. Трисса сидела у его постели день и ночь, подавала лекарство, кормила с ложечки, читала дурацкие травники Пейтона, которые вдруг стали для молодого пересмешника самыми интересными книгами на свете. Она рассказывала ему о том, что происходило в городе, они шутили, смеялись и строили планы на будущее…

Как-то раз на исходе дня Пейтон милостиво отпустил больного племянника погулять по набережной — естественно, под присмотром сиделки. Когда они отошли достаточно далеко, Трисса взяла кузена под руку, и он почувствовал себя счастливейшим из небесных детей.

— Ты не устал? — заботливо спросила девушка. — Мы можем вернуться, если ты ещё не чувствуешь себя достаточно сильным.

— Готов идти с тобой хоть на край света! — бодро отозвался Хаген, хотя на самом деле каждый шаг давался ему с трудом. — Пешком, естественно!

— Герой! — фыркнула Трисса. — Пешком он пойдет, как же. Ещё неделя не прошла, как помирал, и теперь уже на край света собрался…

— Так ведь не умер же, — сказал он и чуть было не добавил: «Как это случилось когда-то с моими родителями…» — И всё благодаря тебе, кузина!

— Нет-нет, я тут ни при чем, — она смутилась и покраснела. — Ты лучше вот что мне расскажи… давно хотела спросить… мой отец, он ведь ещё не требовал от тебя каких-нибудь странных услуг?

— Странных? — переспросил Хаген, чувствуя внезапный холод. — О чем ты?

— Ну-у, знаешь ли… — Трисса покраснела ещё сильнее. — Быть может, он просил что-нибудь раздобыть — вещь или сведения, — используя при этом твой особый талант?

«Ты когда-то обещал мне, что выполнишь любое поручение во благо клана…»

— Нет, он просто учит меня тому, что знает сам, — сказал Хаген ровным голосом, и лицо его кузины тотчас же просветлело. Он заставил себя улыбнуться.

— Превосходно! — воскликнула Трисса. — Восхитительно! Скажи-ка, братец, ты не мог бы мне кое-что пообещать?

— А чего ты хочешь? — спросил он, остановившись. Теперь они смотрели друг другу в глаза. — Звезду с неба? Сокровище из морских глубин? Одно твое слово, и я…

— Всё гораздо проще, — она положила ладони ему на плечи. — Ты пообещаешь мне сейчас никогда не соглашаться на просьбы Пейтона Локка, если они покажутся тебе… странными. Плохими. Э-э… бесчестными. Ты понял?

Улыбка Хагена застыла.

— Хорошо, Трисса. — «Ты опоздала всего на неделю, сестрица!» — Если твой отец меня о чем-то попросит, я… прислушаюсь к своей совести.

На мгновение в её взгляде промелькнула тревога — девушка почувствовала, что он скрывает нечто важное. Но Хаген говорил столь искренне, что и щупач не распознал бы обмана, поэтому Трисса ему поверила. Как часто он потом вспоминал этот краткий миг, когда ещё можно было что-то изменить…

Они стояли рядом, не в силах ни пойти дальше, ни вернуться домой. В это время в порт входил большой фрегат под флагом, на котором издалека можно было различить цвета императорского дома Цапли, и это было странно: в Фиренце не ждали высоких гостей. На пристани уже собрались люди, с удивлением и тревогой следившие за приближением корабля, и многие вспомнили старую поговорку: «Непрошенными приходят лишь глупые гости да дурные вести».