Наталия Осояну - Звёздный огонь

— Валяй. Так и быть, послушаю… перед тем, как морды вам обоим начистить.

Умберто тяжело вздохнул и начал рассказывать о женщине, которая появилась на борту его фрегата и, в нарушение обычая, осталась надолго. О-о, услышь эту историю любой столичный рифмоплет, он за ночь превратил бы её в поэму; потом, быть может, какой-нибудь театр Аламеды поставил бы пьесу под названием «Роковая встреча» или что-то в этом роде. Хаген не сомневался, что представление собирало бы полные залы. Рассказчик вдохновенно повествовал об их приключениях — о путешествии к далеким островам, где красавицу ждало наследство предков, о сражениях с морскими тварями и о том, как девушку полюбил сначала он сам, а потом ей отдал своё сердце капитан. Моряки слушали и мрачнели — у каждого из них в прошлом была возможность убедиться на собственной шкуре: от капитана ничего не скроешь. Они знали, навигатора с первым помощником обычно связывает тесная дружба, поэтому не было ничего удивительного в том, что двое влюбились в одну женщину — схожие вкусы, одинаковые мысли, ведь помощника совсем не зря называли «капитанской тенью»! Кое-кто и злорадствовал немного: по всему видать, скоро попадет красавчик в «Весёлую медузу» снова — уже насовсем…

Голос Умберто постепенно стал четче и выразительней, но этого никто не заметил.

— И что мне делать теперь? — спросил он под конец, вовсе не ожидая ответа. Хаген, у которого спина затекла от неудобной позы и в горле словно поселился морской ёж, думал лишь об одном: «Поскорей бы всё закончилось!» — Уйти? Фрегат не отпустит. С капитаном по душам поговорить тоже не получится, он вообще ни с кем разговаривать не хочет. Я запутался…

— А она? — спросил здоровяк, глядя на Умберто со странным выражением. — Ну, баба твоя… не признается, кто ей больше по сердцу?

Помощник капитана впервые за весь рассказ поднял голову, взглянул на своего несостоявшегося противника.

— Нет, — сказал он тихо и хрипло. — Она молчит.

— Ладно… — пробормотал верзила и встал из-за стола. Хаген смотрел в его удаляющуюся спину, не веря в свою удачу: неужели пронесло?! К ним подходили, хлопали Умберто по плечу, неуклюже и нескладно выражая сочувствие. Помощник капитана сидел молчаливый и безучастный. Когда Хаген вознамерился его поднять, совершить нелегкое дело удалось лишь с третьей попытки: моряк едва держался на ногах.

«Да, путь до причала будет долгим…»

— Ты молодец, что не стал с ним связываться! — шепнула у самых дверей одна из служанок. — Это же был сам Чокнутый Гарон! Говорят, он…

И тут девушку позвал хозяин. Хаген досадливо покачал головой: ему было интересно узнать, отчего здоровяк повел себя так странно, но, судя по всему, продолжение этой истории откладывалось на неопределенное время.

Впрочем, сейчас у него и так забот хватало.

… — П-подожди!

На темной улице не было ни души; ни одна лодка не потревожила серебристую гладь канала. Луна лишь краешком выглядывала из-за туч, но её робкого света было достаточно, чтобы различить шагах в десяти от двери «Весёлой медузы» бочку с дождевой водой, к которой и направился Умберто. Шел он медленно, держась за стену, но всё-таки умудрился не упасть.

Хаген наблюдал.

Весенняя ночь была холодна, и вода, должно быть, успела заледенеть — поэтому пересмешник невольно вздрогнул, когда Умберто опустил голову в бочку. Что ж, если помощник капитана хоть ненадолго придет в себя, его будет проще довести до причала, а то магус уже приготовился тащить на себе бесчувственное тело. «Всё равно завтра тебе никто не позавидует, — подумал он. — Или, может быть, уже сегодня. Капитан-то всё знает…»

От размышлений Хагена отвлекли плеск и шумное фырканье — «купание» закончилось. Умберто выловил из бочки соскользнувший с мокрых волос платок и направился к товарищу, чуть пошатываясь. Магус, довольный собой и удачным завершением переделки, в которую попал так неожиданно и странно, расслабился и утратил бдительность, поэтому уклонился от летящего в лицо кулака инстинктивно.

И лишь потом сообразил, что происходит.

— С-скотина! — Лицо Умберто исказила жутковатая гримаса, в глазах горели злобные огоньки. — Ублюдок кракена и медузы!

— Эй, полегче! — Хаген увернулся от нового удара. — Остановись!

Бесполезно.

Пересмешник запоздало подумал, что должен был это предусмотреть…

— Приуныли, ребятки? Давай, плетельщик, показывай своё мастерство!

Хаген склоняется над Умберто, будто желая что-то сказать ему на ухо, и одним ловким движением вытаскивает из-за пояса капитанского помощника кинжал. Рукоять удобно ложится в ладонь, лезвие прячется в широком рукаве, а потом он и впрямь шепчет на ухо Умберто: «Дернешься — убью!» Моряк, к счастью, пьян не до такой степени, чтобы не понять серьезность угрозы. Да кто угодно поймет, когда лезвие упирается в ребра!

Теперь — самое главное.

Навыками чревовещателя Хагену приходилось пользоваться не так уж часто, но его дядя и наставник в свое время потратил немало усилий, чтобы ленивый ученик развил и этот талант наряду с остальными. Что ж, не зря.

— Я н-не… не буду с тобой состязаться… — говорит Хаген, не шевеля губами, и никто из стоящих рядом не замечает обмана.

Умберто сидит, уронив голову на руки и пряча лицо в ладонях.

…потому что кто угодно взбесится, если ему приставить нож к ребрам и украсть голос, да ещё и рассказать такую сногсшибательную историю о несуществующей любви. Под конец, правда, Умберто ему очень удачно подыграл, тем самым введя в заблуждение не только моряков в таверне, но и самого Хагена: он напрочь позабыл о том, что произошедшее серьезно подмочило репутацию помощника капитана Крейна…

Одно хорошо — кинжал Умберто сейчас был за поясом у пересмешника.

— Прости! — Хаген снова отскочил, что не составило особого труда — ноги и руки слушались Умберто лишь от случая к случаю. — У меня не было другого выхода! Ты сам слышал, кто такой этот верзила — с ним не нужно было вообще связываться…

— Заткнись, урод! — прошипел моряк. — Как ты смел лезть мне в душу? Кто тебе дал право читать мои мысли?! Мои чувства к ней тебя не касаются! Да чтоб тебя Шторм прибрал!!

Словно наяву перед Хагеном возникло лицо Эсме, и он обомлел от неожиданной догадки. «Заступница! Я и впрямь натворил кракен знает что!»

— Я не… — Пересмешник осекся. «Не знал, не сообразил, не подумал» — всё это звучало сейчас неуместно и глупо. Сам того не понимая, он рассказал морякам в таверне чистую правду, и этим, возможно, оказал услугу капитану и помощнику, которые никак не решались объясниться друг с другом.

Медвежью услугу, естественно…

— Прости меня, — сказал Хаген, с трудом выдерживая взгляд Умберто, полный яда и ненависти. Судя по всему, он только что нажил себе врага. — Я не умею читать мысли, я просто… догадался. Это вышло случайно!