Наталия Осояну - Звёздный огонь

— Вас пугает, наверное, моё спокойное лицо, — прошептала Марлин. — Я давно знала, что переживу его, ведь отпущенные нам Заступницей сроки трудно сравнивать. Но потерять всё сейчас… Это больно. Простите, я не могу больше говорить.

Кузнечик тихонько вздохнул: он понимал молодую ласточку, наверное, лучше кого-то другого. Она страдала, но была вынуждена повиноваться обычаю и вести себя с достоинством… а ведь страдание должно было лишь усилиться в скором времени — потом, когда она окончательно осознает, что прошлого не вернуть. Ещё он теперь понимал, отчего никто больше не пришел проводить целителя в последний путь: Лайон был молод и должен был прожить ещё много лет, не случись на его пути Марлин Краффтер. Эсме не раз говорила, что слуги Эльги вовсе не всемогущи и не могут восстановить то, чего нет. Должно быть, глаза Марлин лишь с виду казались обычными, здоровыми, а на самом деле чего-то в них не хватало для того, чтобы девушке открылся мир, полный ярких красок.

«Неужели Лайон этого не знал?»

— Оставим безумства влюбленным, — негромко проговорила Эстрелла. — Расскажи мне, зачем ты ищешь целителя, девочка. Сдается мне, тебе вовсе не излечение нужно.

Не успела Эсме ответить, как Марлин Краффтер встала, жестом подзывая Дымку. Кошка одним плавным движением перетекла из угла комнаты, по пути задев колено Кузнечика длинным хвостом. Юнге показалось, что его нога сразу же онемела.

— Вопрос деликатного свойства, я помню, — сказала Марлин. — Что ж, тогда мы…

— Оставайтесь! — перебила Эсме. — Вы рассказали мне о своей жизни, я расскажу кое-что о своей. Быть может, именно вместе вы и сумеете мне помочь, потому что всё и впрямь очень сложно. Я… я даже не знаю, как начать.

Тут Кузнечик сделал такое, чего сам от себя не ожидал: он кашлянул, чтобы привлечь внимание, и хрипло проговорил:

— Покажи им. Покажи… на мне.

Эстрелла удивленно подняла брови, но ничего не сказала; Дымка выжидающе уставилась на Эсме. Целительница взглянула на юнгу с удивлением, которое тотчас же сменилось сомнением пополам с печалью — и, чтобы она не передумала, он протянул руку.

Зажмурился, чтобы ничего не видеть…

«Видишь? Я верю тебе».

— Заступница! — ахнула Эстрелла. — Этого не может быть!

— Это есть, — ответила Эсме. Она обнимала Кузнечика, прижимая к себе его лохматую голову, и юнга чувствовал сквозь отголоски не до конца успокоившейся боли, как колотится в груди её сердце. — И мне с этим приходится жить. Помогите, прошу вас!

Пожилая целительница вздрогнула; к счастью, Эсме не была больна и нуждалась в помощи совсем иного рода, но въевшаяся с годами привычка отвечать на любую просьбу определенным образом дала о себе знать. На лице Эстреллы отражалась борьба, и Кузнечик с восторгом и ужасом понял, что Эсме не ошиблась в выборе.

Эстрелла и впрямь что-то знала.

— Тебе никто не сможет помочь, девочка моя, — сказала она с горечью. — Твой дар, он… ох, прости… мой учитель таких, как ты, называл порчеными . — Слово хлестнуло, как удар бича. — Он твердил, что порченые не умеют исцелять, а только разрушают.

Рука Эсме стиснула плечо Кузнечика.

— Но я могу исцелять, вы же видели.

— Я не знаю! — Эстрелла развела руками. — Возможно, со временем черная сила возобладает над золотой… Мой учитель также говорил, что порченых забирают в Гильдию целителей, где они исчезают бесследно.

Воцарилось молчание, а потом Эсме произнесла упавшим голосом:

— Правильно. Я тебе говорила, Кузнечик? Меня нельзя больше подпускать к раненым…

— Постойте-ка! — сказала Марлин. — Я, конечно, ничего не смыслю в таких делах и даже не знаю, как выглядит золото… Лайон говорил, что облако, которое появляется вокруг его рук во время исцеления, на самом деле золотое, а не серое, каким его видим мы с Дымкой. Но когда он пытался исцелить мои глаза… — тут голос Марлин дрогнул, она ненадолго замолчала. — Я всё видела со стороны. Только на третий раз облако было таким, как обычно, а до этого оно показалось мне… странным. В нем смешивались два цвета — должно быть, золотой и черный.

Теперь настал черед Эстреллы и Эсме изумленно глядеть на Марлин, и Кузнечик не сразу осознал, что именно в её словах встревожило и его самого. Только на третий раз , сказала она. Три! Но разве целителю, который взялся за невыполнимое задание, могли быть дарованы три шанса? Ему следовало бы умереть сразу…

— Т-три раза? — ошеломленно спросила Эстрелла. — Отчего я об этом слышу впервые?!

— А это так важно? — проговорила Марлин, и по её щеке скатилась слеза. — Какая разница…

— Огромная! — воскликнула пожилая целительница. — Если Лайон тоже был порченым… если он обладал этой черной силой, но мог исцелять…

И беседа плавно перетекла в новое русло. Кузнечик слушал и думал о том, что Эстрелла и Марлин Краффтер с радостью ухватились за чужую беду — хрупкую соломинку над пропастью собственного горя. Ещё он думал о тех, с кем ему совершенно точно уже никогда не удастся свидеться вновь, и от этого сердце превращалось в тяжелый камень. «Им не разгадать сейчас этой тайны, — сказал он себе, наблюдая за тремя женщинами. — Впрочем, разве это имеет значение? Быть может, хоть кому-то после этих разговоров станет легче…» Дымка подошла, обнюхала его, смешно привстав на задние лапы, и с тяжелым вздохом улеглась в ногах. Ей тоже сделалось скучно… или грустно?

Юнга с трудом унял дрожь в коленках и погрузился в воспоминания.

Рыбацкая деревня на окраине Эверры как будто вымерла: должно быть, кто-то сообщил о приближении незваных гостей, и местные жители попрятались по домам. Крейн пришел сюда, чтобы отыскать того рыбака, который единственный из всех, повстречавших пожирателя кораблей на своем пути, сумел спастись. Теперь это дело оказалось вовсе не таким простым, как он рассчитывал, но магус не собирался отказываться от своей затеи и спокойно шел вперед, в надежде повстречать кого-нибудь на пути. Умберто шагал следом за капитаном, глазел по сторонам и мысленно клял себя за то, что вчера рассказал ему про везучего парня. Надо было держать язык за зубами, и тогда он не оказался бы сейчас в этом поселке, столь похожем на другой, ненавистный его сердцу.

Они шли по узкой улице, которая то и дело виляла из стороны в сторону, и постепенно приближались к пристани. День выдался ясный, жаркий: простиравшееся до самого горизонта море играло с лучами солнца, и порою водная гладь блестела так, что на неё было больно смотреть. Далеко от берега виднелись несколько треугольных парусов.

«Им никогда не стать большими, — вдруг подумал Умберто. — Это рыбачьи лодки, они навечно останутся такими, как сейчас. Несправедливо…»

— Что-то случилось? — вдруг спросил Крейн, приостановившись. — Ты сам на себя не похож.