Александр Талал - Влюбиться в эльфа и остаться в живых

Поковыряв некоторое время столешницу ногтем, Николай ощутил, как его рука инстинктивно лезет в карман.

– Чтоб меня, – пробормотал он, разгладив сморщенный лист бумаги с перечнем воды, газа и света на обратной стороне и поместив его бок о бок с фотографией Кати Бурмистровой. – Чтоб меня через так.

По соседству с милицейским отделением находился детский сад имени Розы Люксембург, не так давно переименованный в «Чебурашку». Николай считал, что это правильно. Малолетних преступников нужно отслеживать с пеленок.

На игровой площадке детского сада и расположились на качелях не по росту Женя и Дюша, который для поддержания друга принес энергетик в банках, пончиков и блокнот, но был вынужден поглощать все сам, кроме блокнота, где Женя снова увлеченно орудовал карандашами. Шептались клены.

– Ты хоть спал сегодня?

– Как ребенок, – кивнул Дюша. – Тихий час. Один. На второй ты позвонил.

– Извини.

Царапая метлой асфальт, мимо неспешно проскользила дворничиха, остановившись ненадолго у качелей, чтобы поворчать на «переростков» и «кто давал разрешение?».

– Разрешение у нас, тетенька, тысяча двадцать на семьсот восемьдесят, – уверил ее Дюша. – Если отфотошопить – то мы вообще четкие ребята. Хай дефинишен, как говорят в Молдавии.

Тетенька ничего не поняла, но за словом в карман не лезла:

– Ишь ты! Смотри-ка на него! Деловая колбаса!

– Деловая – лучше, чем любительская, – парировал Дюша.

Тетенька почему-то бросила метлу и удалилась в подсобку. Женя рассуждал вслух. После того как Николай накричал на него, он испытал некоторое облегчение, смешанное с комфортной апатией, словно ему вкололи анестетик и притупили нервные окончания. Все вернулось на круги своя, начальник вновь обрел луженую глотку и вспыльчивость, жалкая попытка разыскать прекрасную незнакомку наткнулась на цементную стену здравого смысла и колючую проволоку реальности. Все нормально. Жизнь продолжается. Значит, туда не надо было. Значит, это не мое.

Пока он объяснял Дюше одно и то же разными словами, из-за главного здания детского сада вынырнули три светловолосые фигуры в одинаковых пальто. Парням было около двадцати пяти, и, судя по всему, главным был долговязый в картузе в мелкий рубчик. Долговязый кивнул коллеге справа, со щеголевато повязанным шарфиком, у которого отсутствовали два малых коренных зуба. Беззубый с шарфиком посмотрел на часы, частично оголив татуировку на предплечье «Одетого, обутого пустила мама в Бутово», и набрал номер на мобильном телефоне. Третий – коренастый, коротконогий, с розовым шрамом возле уха – равнодушно закурил. Его красивые почти по-женски глаза с длинными ресницами не сочетались с грубо вылепленным шматом лица; лица, способного не дрогнуть и не поморщиться при виде жестокости. «Корней, нашли, пасем!» – сказал беззубый в трубку. Фигуры исчезли из вида.

– Глупо, конечно, – в очередной раз повторял Женя. – «Любовь с первого взгляда»…

– Разумеется, глупо! – весело вторил Дюша. – Шекспир вообще был полный идиот. Джага-джага.

– Быстро влюбишься – быстро забудешь, – Женя пропустил скепсис мимо ушей. – Правильно? Правильно. Завтра я ее даже не вспомню. Правильно?

– Правильно. И сейчас ты ее даже не рисуешь.

– Раз все так складывается… Ни имени, ни адреса… В обезьянник забрали… – Женя на мгновение оторвался от блокнота. – А при чем тут Шекспир?

На что Дюша с хитрым прищуром ответил таинственной фразой из разряда «не смешно – зато про революцию»:

– А при чем тут капитан милиции?

– Это загадка?

– Не знаю, Евгений. Я – человек неумный. Но думаю, что разгадка.

От служебного входа подвального этажа, распугивая воробьев и хлеща по мокрой пыли развязанным шнурком, к ним спешил Николай Петрович. Анестезия начала выветриваться. Сердце затрепыхалось. Жене пришло в голову погадать на ромашке – «прибьет, не прибьет», – но ромашек вокруг не было, как и времени на размышления. Женя вскочил, но бежать не было ни сил, ни желания, сила воли и инстинкт выживания все еще были ватными и затуманенными. «Если что – до метлы добреду как-нибудь, отобьюсь», – уныло подумал Женя, глядя, как Николай чудом не наступает на шнурок, который, вялой плетью волочась по асфальту, на каждом его шагу как нарочно ложился под второй ботинок.

Капитан успел запыхаться; рубашка выбилась из-под ремня и оголила полоску внушительного пуза, приобретенного за годы сидячего образа жизни за письменным столом. Он постоял, уперев руку в бок, пока под ребрами не перестало покалывать, и несколько раз глубоко вдохнул с хрипотцой в бронхах. Правый ус оттопырился кверху, потянув за собою рот и скривив его в лукавый оскал, от которого отдавало чем-то пиратским.

– Катерина. Ее зовут Катерина Бурмистрова.

Мир закачался и косо поплыл перед глазами, словно Женя все же схлопотал наотмашь по челюсти. В мире были чудеса. Это только что стало ему понятно. И пути этого мира были неисповедимы. Кто мог подумать, что, единожды прикоснувшись к прекрасному и потеряв его снова навеки, простой и незаметный парень с простой и незаметной фамилией Степанов мог неожиданно получить второй шанс от пожилого, угрюмого мизантропа с расшатанной психикой, капитана Чепурко? Озарение сродни религиозному, оказывается, не так уж отличается по ощущениям от легкого болевого шока с мимолетным сотрясением мозга. Как несколько месяцев назад, когда Женю непонятно за что отдубасила незнакомая, но прилично одетая компания средь бела дня – утра, точнее. Женя шел на работу, а компания, видимо, нет, весело прогуляв «ночь с пятницы на понедельник». Он еще легко отделался; случилось так, что мимо проезжала ватага байкеров во главе с тридцатилетним внуком Раисы Леонидовны, Пашей, все еще жившим с бабушкой, бородатым, татуированным, бритоголовым крепышом, едва влезавшим в свои кожаные штаны, который непонятно как узрел и узнал Женю посреди мельтешивших рук и ног…

Женя ухватился рукой за качели, чтобы остановить вращение игровой площадки, отделения милиции, развязанного шнурка, дворничихи, вернувшейся за метлой. Осмыслив и переварив предыдущий диалог, дворничиха пожелала возобновить дискуссию, но передумала. Возможно, она решила, что справедливость восторжествовала и ее борьбу продолжат за нее правоохранительные органы. А может быть, почувствовала, что здесь происходит нечто необыкновенное, и боги в этой сцене не на ее стороне. Чудеса были! Были чудеса!

Как элемент пейзажа дворничиха сыграла свою роль. Ясность восприятия восстанавливалась.

– Катерина… – Женя произнес благоговейно, словно пробуя имя на вкус и форму, игнорируя гримасу начальника, в которой смешались пытливая подозрительность и опасение за благополучие подчиненного.