Ник Перумов - Боргильдова битва

Дальние, конечно же. Но уже не те, что знакомы асам по битвам Южного Хьёрварда. Сюда двигались те — или то, — что составляли главные силы «племени смарагда», как порой именовали их скальды Валгаллы.

А вот на самом горизонте, рядом с пугающими громадами двух чудовищ, Орла и Дракона, медленно проступала сквозь серую хмарь третья фигура, на сей раз — человеческая, но тоже исполинского роста, в сияющей солнечной короне, испускающей мириады лучей, что острее самых острых стрел.

Больше память не сохранила ничего, Гунгниру потребовалось бы погрузиться ещё глубже, и выдержала бы то даже плоть Отца Дружин — не сказал бы и он сам.

(Комментарий Хедина: так впервые предстали перед Древними Богами Боги Молодые. Тогда их ещё было семеро, семеро главнейших. Ялини ещё не числят среди них, она не в первой шеренге и пока что скромно ступает плечо к плечу с братьями и сёстрами; ничто не предрекает их разлада. Однако этого я ожидал. Куда интереснее — явление на горизонте Орла и Дракона — то есть Демогоргона и Орлангура. Значило ли это, что в ту пору Столпы Третьей Силы выступали на стороне Ямерта и его присных? Или гадание просто открыло Старому Хрофту все перемены, надвигающиеся на его мир? Нигде и никогда не слышал я, чтобы Дух Познания, к примеру, открыто вставал бы на одну сторону. Он мог советовать, да и то не напрямую, а посылая аватары. Что хотел сказать этим Отец Дружин? Что он таки подозревает «восьмизрачкового» в нечестной игре? Хотя нет, для Старого Хрофта это никогда не называлось «игрой».)

(Комментарий Хедина: написано на бересте, торопливо и сбивчиво, местами почти неразборчиво. Верно, Отец Дружин очень спешил выплеснуть всё наболевшее, отсюда и несколько непривычный для него стиль. Однако ощущение наступающей и притом неотвратимой угрозы… тут я его понимаю.)

Рана в груди саднила, горела, тянула и ныла — всё вместе. Не шевелясь, Отец Богов застыл на троне, кулаки сжаты, взгляд исподлобья устремлён в темноту. Высоко, высоко над туманами мира основан Асгард, радужный мост Бифрёст ведёт вниз, к равнинам Хьёрварда, крепость кажется неприступной — чего никак не могут уразуметь храбрые, но глуповатые гримтурсены.

Старый Хрофт вглядывается в темноту. Валгалла пуста и молчалива, эйнхерии покинули пиршественный покой, а на душе у Аса Вранов так же темно, как в углах его собственного зала.

Кто знает, насколько истинно его видение? И потом, оно не явило ему ничего, хоть как-то связанного с рунами великанов. Угроза — да. Те семеро… страшные враги. Но изменённые, изломанные руны, нарушающие все и всяческие каноны — стоит ли теперь беспокоиться ещё и о них?

Шаги за спиной, потрескивание пламени. Локи делает так всегда, когда хочет предупредить о собственном появлении. Локи в своей почтительной инкарнации, думающий об Асгарде, как о собственном доме. Локи, верный делу богов, хотя по крови он не ас и не ван.

Шорох плаща. Кажется, сын Лаувейи опустился на одно колено. Зачем, для чего?..

— Встань, Локи. Поза твоя не делает чести твоему хитроумию.

— Встать нетрудно, — пожал плечами бог огня. — Куда труднее измыслить достойный план.

— Ты всегда был силён в этом, Локи. Достаточно вспомнить молот Тора.

— Это когда мы нарядили его невестой? — хихикнул неугомонный сын Лаувейи и сам тотчас же осёкся. — Ас воронов, прошу дозволения отправиться в Ётунхейм, — название получилось у него не так, как у остальных обитателей Асгарда.

Один тяжело усмехнулся, не пошевелившись.

— Не ты ли изрёк на совете асов, что мать твоя не станет говорить даже с тобой?

— Я, — не стал запираться бог огня. — Но сейчас, выслушав твои слова, могучий Один… я надеюсь, что смогу уговорить её. Или не её, кого-то другого. В конце концов, гримтурсены знают, что я… не первенствую на поле брани, скажем так.

И это тоже было правдой. Локи дерзок и смел, однако в открытый бой с собственными сородичами старается не вступать.

— Тебе, наверное, нужно волшебное оперенье Фрейи?

Локи молча кивнул.

— Отчего не попросишь её сам?

— Она до сих пор в обиде на меня, что я предложил выдать её за йотуна — всё тот же случай пропавшего Мьёлльнира.

— Я скажу ей, — кивнул Отец Богов. — Чего хочешь для себя, хитроумный?

— Ничего, — попятился Локи. — Ничего, Ас воронов. Если верны видение и знамения, если окажется, что…

— Что должно оказаться? Что это не Рагнаради? — мрачно изрёк Старый Хрофт. — В той битве нам предсказаны всеобщая гибель и конец мира. Здесь же никаких пророчеств не прозвучало. Я видел надвигающегося врага, о чём поведал всем. Мы можем победить, разве не так?

— Ты не веришь в это сам, владыка Асгарда.

— Будь проклята твоя проницательность, Локи.

— Могу ли я спросить, почему?

— Почему я не верю в победу? — слова давались небывало тяжко.

— Да, — бог огня впервые взглянул Одину в полные гневной тревоги глаза. — Ты не веришь в неё, Игг. Хотя при Рагнаради… конечная победа… — он запнулся, отводя взгляд. — Конечная победа достанется асам.

Он не сказал «нам», подумалось Одину.

— Почему же мы не сможем взять верх в этой битве?

— Сделаем всё, чтобы смочь, — ушёл от ответа Отец Дружин. — Фрейя узнает о моём желании. Лети в Ётунхейм, Локи. Надеюсь, ты принесёшь оттуда добрые вести.

Бог огня криво усмехнулся. Последняя фраза была пустой, совсем пустой и вовсе несвойственной Отцу Дружин.

— Надеюсь, — ответил Локи такой же пустотой.

Ушёл… Старый Хрофт дослушал затихающие шаги того, кто породил его, Одина, убийцу. И убийцу его, Одина, старшего сына. Но справедливость, как понял Старый Хрофт дорогой ценой, — превыше богов и их воли.

Фрейя, конечно, согласится. Едва ли Локи что-то удастся, но — пусть… А ему, Отцу Дружин, пора оправдать это своё прозвание. Если что-то и может изменить грядущее — так это вставшие под знамёна Асгарда рати, со всех концов Большого Хьёрварда и сопредельных земель, куда открыт путь самому Одину и его детям.

Молот и копьё, копьё и молот. И тогда любой силе придётся поломать зубы о стены Асгарда!

Фрейя, конечно же, не отказала Отцу Богов. Набросив волшебное оперение, Локи взмыл над блистающей золотом крышей Валгаллы; собравшиеся асы проводили его долгим молчанием.

Они разошлись наконец — вернувшись к обычным делам, ибо мир Большого Хьёрварда никуда не делся, и никуда не делось повседневное, чем обязаны заниматься боги; справедливость — их ремесло. Во всяком случае, в нынешние годы.

Старый Хрофт остался. Это нелепо и глупо — быть всегда старым, никогда не знать ни молодости, ни даже зрелости; седая борода и изрезанный морщинами лоб — таким он помнил себя всегда.