Вадим Крабов - Защитник и Освободитель

— Врешь ты все! Как всегда! — жена обиделась и отвернулась. Что и требовалось уставшему Русу.

«Чертово пятно!», — привычно посетовал он. Хотел туда, но опасался не вернуться: вдруг Сила обретет Имя… и это станет его именем. Чувствовал — так и случится. Это помогало ждать.

Побережье Северного моря встретило их ярким цветочным ковром.

Весна в этих краях скоротечна, как коротко и холодное лето. Надо торопиться, чтобы продолжить хоровод жизни. Быстро отсверкать яркими красками, скорее вырастить мелкие семена и вовремя уронить их в холодную землю, дабы зарылись они поглубже на долгую зиму. Тогда появится реальный шанс встретить следующее весеннее тепло и подарить тундре новую жизнь.

— Ух ты! — воскликнула Гелиния, — как красиво, Рус!

— Это только для тебя! — высокопарно произнес бывший этрусский царь, пораженный весенней тундрой не меньше своей ненаглядной. Тучи гнуса бессильно гудели вокруг их тел, не в силах преодолеть обычный магический фумигатор — «противокомариный» амулет, сделанный эолгульскими алхимиками ордена Пронзающих.

— Врешь, а все равно приятно! — с этими словами Гелиния поцеловала Руса в щеку.

— Сейчас в Этрусии конец весны, месяц Травень [4] Травень — соответствует Земному маю или общегеянскому Эребусу. В «просвещенных» землях был принят гелинский календарь из двенадцати месяцев с именами «общепризнанных» Богов. , - пояснил муж, — совпадает, как сама понимаешь, с геянским Эребусом. Заметь, как удивительно: Бог сгинул, а месяц остался.

— Чего тут удивительного, — не согласилась жена, — весна никуда не делась. Но как странно, Русчик! Север, а все вокруг цветет! Больше, чем в Тире. Хочу здесь жить! — прокричала она, вскинув руки.

— Нет вопросов, дорогая. Эти земли как раз свободные, построимся! Но… — тут он выдержал хитрую паузу, — море цветов это потому, что торопятся. Лето короткое, а зима длинная. Море тогда замерзает, а кругом лежит снег. Снежное безмолвие… Всему живому надо успеть родить за короткое лето… — старался говорить как можно поэтичнее и нарвался:

— А мы, Рус, — тихо сказала Гелиния, резко меняя настроение, — когда мы родим?

— Тю-ю, — потенциальный отец обнял свою благоверную, — по мне, так хоть завтра!

Своенравная княжна вдруг взбеленилась и вырвалась из объятий:

— Ты на что это намекаешь! Я тебе не стельная борчиха [5] Борчиха — самка борка (разговорное). Основное мясо-молочное животное, умная и выносливая безрогая «корова». Борки вышли из каганских пятен вместе с единорогами, которые выходили так же и из альганских Лесов. Одомашнились и расселились по всей Гее. , чтобы рожать для твоего приплода! — сказала так гордо, будто и не было секундного сожаления, — вот отучусь два года, тогда — пожалуйста. И вообще, я сама определю, когда мне рожать! Ясно!? И не смей мне указывать!

— А я тебе разве указывал? — Рус хитро прищурился.

— Да! Ой, нет, но намекал! Лето здесь короткое! Не хочу здесь жить, пошли отсюда, — сказала, практически успокоившись.

— Идем, любимая — все для тебя! — произнес он, торжественно разводя руки, и продолжил безразличным тоном, — рожай, когда тебе вздумается, можешь даже не от меня….

— Идем, — Гелиния уже потянулась к нему, когда до неё дошел смысл его слов, — что… что ты сказал, повтори! — последнее слово почти прорычала и маска надменности слетела с её лица.

Прищурилась, дунула, сбивая с глаза упавшую прядь, и бросилась на мужа с кулаками. Причем старалась делать так, как и он и Леон и Максад её учили: бить в уязвимые места, уклоняться, использовать инерцию более тяжелого мужского тела. Конечно, лучше сбежать от неравной схватки, но не от родного же мужа?

Вскоре он, поверженный, лежал на спине, она сидела на нем и била кулачками по его груди:

— Ты дож-дешь-ся, ро-жу не от те-бя, — каждый слог сопровождала ударом.

Рус заметил, что запал у жены пропал, и держалась она исключительно на упрямстве. Не обращая внимания на легкое, больше капризное сопротивление, притянул к себе, поцеловал и зашептал в самое ухо:

— Успокойся, Солнышко! Не казни себя. Я все понимаю, надо доучиться. Потом, во время беременности, расширять каналы опасно. Честное слово, я подожду.

Гелиния лежала на Русе, с трудом сдерживая слезы:

«Он прав, он всегда прав! Величайшая [6] Величайшая — «титул» Богини Геи, посвящение которой принимали все Хранящие и часть обычных жителей мира Геи, почитали её почти каждый четвертый. , ну почему так несправедливо! Всегда хотела быть свободной, а теперь безумно хочу ребенка! От него, от моего Русчика!», — а во время этих мыслей говорила:

— Пошли отсюда в самом деле. К людям, во дворец. А то разревусь. Не хочу предстать перед Эрланом страшилищем.

Эрлан Первый облюбовал себе покои в древнем крыле замка, на примере убиенного Гросса Пятого убедившись в пользе старых добрых подземных ходов. Тем более Звездные тропы так и не создавались.

Рус с Гелинией вышли из «ямы» перед старой спальней Гросса, то есть в новом крыле. Других координат в царском дворце Рус просто не знал, не удосужился снять в свое время. Их встретила невозмутимая пара скучающих гвардейцев, узнала и со всем уважением проводила в другое крыло замка.

Гелиния удивленно озиралась по стенам. Кругом — изображение батальных сцен. Отдельными полотнами висели многочисленные портреты этрусков — царей, наследников, военачальников, жен. Часто встречалось изображение единственного бородатого мужчины, всегда смотрящего прямо в глаза требовательно-призывным взором. О нем и прошептала в первую очередь:

— Кто это, Рус?

— Френом, Бог этрусков. Он являлся на землю пять тысяч лет назад, — прошептал ей в ответ, — про остальных не спрашивай, не знаю.

— Нет, у нас лучше, — прошептала, через некоторое время, — гораздо красивее и грандиозней, даже в Эолгуле. Ты еще Альдинополя не видел.

— У вас, — выделил это слово, — вычурней, а не красивей. Тут уютней и, согласись, будто сама история смотрит. И теперь это у нас, а не у вас, привыкай.

Гелиния тихо фыркнула, но прошептала противоположное:

— У нас, милый, — согласилась она, — я привыкну. Не такие уж они и варвары, только чуть-чуть отстают.

На это фыркнул Рус, но дальше спорить не пришлось — пришли. Гвардейцы какими-то хитрыми путями, проходя только пустыми коридорами, привели путников в комнату без окон, освещенную маслеными светильниками, и единственной, кроме той, в которую зашли, ничем непримечательной дверью.

— Князь Рус Четвертый, княгиня…

— Гелиния, — подсказала девушка.

— Подождите здесь, — один из гвардейцев показал на лавку вдоль одной стены, — царь выйдет, как только освободится. Это недолго, уверяю вас… — хотел добавить еще что-то, но промолчал. Впрочем, по тщательно отводимому восторженному взгляду и так понятно: «Сын Френома прибыл! А то и сам Бог, кто его знает».