Larka - Алмазный венец севера

— Надо же, сработало… — волшебник встряхнул головой, вдохнул воздуха. Тут же поперхнулся чадом горелого мяса и поспешил вслед за остальными наружу.

— Что и как ты сделал? — Ларка резанул кинжалом пропитавшуюся кровью штанину гнома и обнажил длинный глубокий разруб.

Стоящий над ними Франек мимолётно огляделся и проверил округу магией. Всё же, оказалось, что в крепости они вчетвером остались последними жвыми. И он вздохнул, с наслаждением поймав ртом несколько крупных, мокрых и слипшихся снежинок.

— Да приметил я ещё в первый раз, как ты, поручик, булавой орудовал — и призадумался. Ведь когда прилетает удар… твоё оружие ведь не касается тела врага? Если пристально всмотреться и вдуматься, ломает кости и сминает плоть сама одежда и доспехи солдата.

Не обращая внимание на грязные пальцы гнома и Марии, сжавшие края раны, сквозь которые толчками пробивалась кровь, Ларка старательно заглаживал плоть. Недавно он призадумался — а нельзя ли обойтись с человеческим телом, словно с тем же металлом? Получалось из рук вон плохо, но всё же получалось. По крайней мере, драгоценная и почти чёрная сейчас жизненная влага уже едва сочилась…

— В принципе, да — доспехи или одежда служат как бы проводником удара. И что дальше?

Маг тихо засмеялся. А затем поведал усталым голосом, что вот и задумался он, а нельзя ли нечто подобное сделать с помощью магии? Сам паладин от неё защищён — но вот от доспехов-то нет?

— Короче, я нашёл способ развернуть святые молитвы наоборот и раскалить сталь. И паладин просто изжарился, как гусь в перегретой духовке…

Но бледный Трин грустным голосом заметил сквозь зубы, что в благодарность за такое знание солдаты всего мира будут охотиться за придумавшим так невежливо обходиться с ними магиком. Бить не просто в противника, но хитрым образом оборачивать против хозяина его же доспех?

— Ведь можно так и оружие разогреть, что сам бросишь? — он слабо поморщился, когда Ларка счёл, что большего ему не достичь — а до целителя гнома дотащить удастся — и принялся перевязывать того оторванной от висящей у стены святой хоругви полосой.

Майорша с тихим топотом спустилась с верха башни.

— Вокруг тихо, но скоро рассвет. Пора уходить, парни?

Да, пожалуй… пока гном кое-как собирался с силами, остальные быстро натаскали груду измятого железа, бессовестно мародёрствуя над трупами поверженных врагов. Ларка самолично притащил кое-как содранный со страшного обгорелого подобия человека ещё горячий паладинский шлем и теперь брезгливо морщился, принюхавшись к ладоням.

— Хватит, — распорядился он. — Ещё Трина тащить на плече, много не унесём.

Гном трепал свою бороду немилосердной пятернёй. Одна только мысль о том, что по его вине придётся оставить столько доброго железа, терзала его столь явственно, что Мария утешающе похлопала его по плечу.

— Не казни себя, почтенный гном — ты нам дороже даже добычи.

Тот нехотя кивнул, а затем со вздохом полез рукой под оставшиеся от одежды лохмотья. Покопошился там, и вскоре вытащил крохотную бронзовую шкатулочку. Его подрагивающие пальцы кое-как раскрыли ту, и заинтересованно склонившиеся члены отряда заметили, как гном добыл изнутри крохотный тонкий стебелёк и с явным отвращением забросил в рот.

— Разгуляй-трава, — нехотя пояснил усердно жующий Трин. — На самый крайний случай. На час-два даст силы и стойкости — но туманит разум, потому в бою нельзя. А так… потом седмицу буду лежать пластом.

Черты его грубо, словно топором вырубленного лица странно разгладились. Глаза озарились мягким блеском, а потом подземный воитель неожиданно легко поднялся на ноги. Даже попрыгал легонько, и кивнул.

— Вроде как туманом обернуло, боль ушла. А ну, нагружайте, да не скупитесь!..

Гном почти всю дорогу пёр увязанную в узел груду железа едва не тяжелее самого себя. Пошатывался словно пьяный, даже порывался запеть какую-то похабную песенку и вообще вёл себя так, словно готов так топать на край света. Однако на памятной подземной развилке, где уже едва что-то видевший сквозь заливший глаза пот Ларка скомандовал привал, не стал садится наземь. Лишь опёрся спиной о блистающую капельками воды каменную стену и загадочно смотрел куда-то бездонными глазами из-под лохматых бровей.

До пещеры, откуда начался столь диковинный подземный путь, отряд добрался без приключений. Груз железа давил, казалось, всё сильнее с каждым шагом — но Ларка упрямо шагал вперёд и даже тащил за собой уже почти ничего не сображавшую Марию. Выдохлась… вот уж, никакой стойкости в этих мадамах, хоть и изображают из себя…

— Встряхнулись! Остался последний рывок! — один только гном молодецки попытался подпрыгнуть, но остальные лишь угрюмо дёрнули лицами.

Хорошо хоть, дальнейший путь пролегал большей частью вниз по обледенелым склонам. И в такие моменты Трин просто съезжал на своём узле по склону, хрипло рыча что-то непотребное. Франек что-то колдовал себе, отчего глаза его на миг вспыхивали расплавленной медью, и чуть приободрившись устремлялся следом. А Ларка не столько вёл, сколь уже тащил на плече едва передвигавшую ноги воительницу. Как там полушальной от своей травки гном выискивал путь, неведомо было никому — метель под утро ничуть не унялась.

Но уж если гном поставил себе целью добраться до кабака, где его дожидалась в меру прожаренная кабанья ножка и вдоволь пенного пива — уж будьте покойны, и путь сыщет, и помехи устранит…

И когда сквозь уже сереющую в предутреннем мареве снежную круговерть Ларка различил двое почти занесённых снегом саней, только тогда он и поверил, что они таки дошли. И дело сделали, и потерь не понесли, да и железа вдоволь припёрли.

Гном упал в сани кулём, едва скинул с плеч поклажу, и добудиться его уже не оказалось никакой возможности. Продрогшие до дрожи возницы-сержанты лишь залили в каждого прибывшего по паре глотков перегнанного вина, да закутали в тёплую доху. Мария, правда, всё порывалась вскочить да тащить что-то куда-то, но Ларка на остатке сил просто завернул майоршу в овчину, словно похищенную невесту в ковёр, а для пущего спокойствия ещё и положил сверху руку.

— К целителю, — проронил он эти слова едва не раньше, чем уронил на грудь пьяно качнувшуюся голову.

И дальше всё вокруг улетело в сладкое и бездумное ничто оказавшейся тёплою и мягкой метели…

Леди Майя, урождённая маркиза д'Акс, в это утро отчего-то проснулась чуть ли не с первыми петухами. Нахальный лучик весеннего солнца мягко и поначалу неощутимо пригрел щёку — так нежно, что поневоле проснувшаяся женщина против воли улыбнулась и с блаженным вздохом потянулась навстречу этой ласке. Любовника себе завести, что ли?