Larka - Алмазный венец севера

Лишь затем он сжалился и пояснил — мало кто помнит, что светлые молитвы, если их часто повторять, теряют свою силу. Потому-то ни паладины, ни святые отцы более чем дважды подряд один и тот же псалм нипочём не прочтут. Толку от того не будет, одна лишь вонь пойдёт.

— Раз-второй духи огня так через костёр в тылу нашего войска прокрутятся — а молитовка-то по пустому месту и хлопнет. Но вот потом прищучить огневика уже будет попросту нечем, — он только сейчас поднял оказавшийся смеющимся взгляд из пламени. — А если новую молитву начать читать, за это время святошу можно не то что зарубить или сжечь — нашинковать тонкими ломтиками и хорошо каждый прожарить.

Странно было наблюдать, как огненные брови нахмурились в раздумье на огненном лице — однако, через несколько мгновений дух улыбнулся, а потом гулко захохотал. Ему серебристым колокольчиком вторила зашедшаяся от смеха волшебница, и даже полковник отчего-то едва не расплескал свой чай.

— Тише, пусть чувствующий спит, — в темноте что-то хлюпнуло, а затем в круг света ступила водяница.

Как-то изящно она даже не села — а просто перетекла из одного положения в другое — и оказалась уже сидящей на берегу. Отблески огня странно переливались и отражались в этом живом и драгоценном хрустале… полковник на пробу предложил Нель кружку отвара — и оный напиток оказался принят девой с несомненной благосклонностью.

Та поведала, что теперь в округе простых, обычных духов воды даже вдвое побольше, чем было раньше. Можно будет расселить в другие места и даже направить на полдень, в полупустынные края. А полковник со вздохом ответствовал — когда он осознал, что присутствует прямо так сказать при рождении, от умиления даже на слезу прошибло.

— И это меня, старого вояку! — он хмыкнул и вновь полез в кисет набивать свою трубку.

Дух огня от волнения с хрустом сжевал прогоревшую ветку и язычком пламени цапнул из тощей кучи наспех собранного хвороста следующую.

— Не знаю, Нель… — он поколебался и пожал огненными плечами. — Наш долг чувствующему взлетел просто на неоплатную высоту.

Водяная дева со странно смотрящимся на её лице смущением нехотя кивнула. Зато ответила Велерина — но так, что присутствующие надолго о чём-то задумались, глядя на её разрумянившиеся от ночной прохлады и близкого огня щёчки.

— Он скорее умрёт, чем станет требовать плату. И пусть я вернусь работать на спине в бордель, из которого меня когда-то вытащили, если этот парень просто чувствующий…

Камень, камень, камень… одетый в его серые холодные пласты каземат давил на восприятие так ощутимо, что за несколько минут уже надоел своей стылой сыростью хуже осеннего дождя.

По внутренним ступеням старого форта, прикрывавшего с мыса узкую горловину входа в бухту и к порту, в погреба спускались двое. Если первый, багроволицый и тучный, прихрамывавший на правую ногу здоровяк своим мундиром вовсе не вызывал сомнений в своей ипостаси флотского адмирала, то вот второй… сухощавый, если не сказать тощий и даже костлявый штатский. Весь в чёрном, и лишь краешек белоснежного шейного платка под подбородком кое-как скрашивал мрачную черноту его одежды.

Сопровождавший их сержант неловко поскользнулся на осклизлом камне, стукнул фонарём о стену и чертыхнулся — сквозь зубы, понятно, чтоб не смущать слух их благородий флотскими загибами.

На нижнем ярусе адмирал остановился на несколько мгновений. Перевести дух, ясное дело — но для виду утёр раскрасневшееся лицо большим клетчатым платком.

— Душно здесь, после моря-то, — сопровождавший штатский нехотя кивнул, а сержант стражи всем видом и движением фигуры выразил согласие высокому начальству.

Да в самом деле, воздух здесь вечно какой-то спёртый. Да ещё и неистребимый тюремный дух, опять же — по обе стороны каменного коридора через равные промежутки виднелись тяжёлые, окованные медью двери. А уж за ними… вот к одной такой двери начальник смены лично и сопроводил пару высокого полёта гостей, втихомолку злорадствуя по поводу мающегося в этой камере недавно пойманного контрабандиста.

До чего ж ловок оказался, бестия! Сколько лет безвозбранно таскал туда-сюда по морю всякие не облагаемые королевскими чиновниками товары. И никак сыскные да коронные чины не могли его прищучить, уж слишком ушлый. Даже испытанный способ — награда за поимку — не помог. По слухам, целая эскадра флота за ним гонялась, и всё без толку. Лишь тогда удалось изловить мошенника, когда кто-то из своих же подельников сдал — где жила полюбовница того. Ну, там уж ясное дело, коронные из засады навалились всем скопом, повязали…

Сержант загремел ключами-засовами и с поклоном распахнул перед начальством тяжёлую неподатливость двери.

— Постой пока у лестницы, — адмирал отобрал у того фонарь в частом переплёте и махнул рукой подальше.

На вошедших с любопытством поднял голову отменно сложенный человек средних лет, который сгорбившись сидел на топчане и невесть зачем полировал до блеска прикованный к ноге массивной цепью медный шар.

— Каналья, — беззлобно проронил в его сторону штатский, едва убедился, что сержант и в самом деле отошёл подальше, к лестнице наверх.

А адмирал небрежно согнал узника с топчана, и с блаженным вздохом опустил на краешек своё грузное тело. Некоторое время он сопел, пыхтел, отдыхивался да обмахивался платком — уж спуск на дно этой норы едва не доконал прославленного, трижды едва не получившего своё в битвах флотоводца. Подумав, он всё же не решился зачадить трубку да окончательно отравить здешний воздух клубами ядрёного крепчайшего кэпстена.

— Свободу хочешь получить? — неожиданно обратился он к настороженно поблёскивающему глазами из угла заключённому.

Тому, хоть и отсидевшему в здешних подвалах не так уж и много, этакие места столь явно пришлись не по вкусу, что он немедля, хоть и осторожно кивнул, не сводя со столь важных и непонятных гостей настороженного взгляда. С лица узника ещё не сошёл загар опытного морского бродяги, а из-под упавших на лоб волос блеснули затравленные глаза.

— А вот объясни мне, адмиралу королевского флота Его Величества фон Триеру — что оно такое есть, свобода? — благодушно прищурился тот. — Своими словами, как понимаешь.

Странные речи вели эти господа… хотя справедливости ради стоило признать, что штатский по-прежнему стоял у двери, чуть брезгливо поджав тонкие губы. И хотя он оказывался заключённому решительно незнакомым, да и не проронил до сих пор почти ни единого слова — но контрабандист невесть каким чутьём сразу признал в том важного коронного. Если не магистра ордена сыскарей, то уж королевского судью точно.