Керстин Гир - Таймлесс. Изумрудная книга

— Гвендолин! О боже! Гвенни! Нет, прошу тебя, нет! — Он прижал руку к тому месту, где шпага проделала маленькую дырочку в платье.

— Слишком поздно! — прорычал Дарт Вейдер. — Разве вы не видите, как ее покидает жизнь?

— Она умрет, вы не сумеете ничего исправить! — крикнул и лорд Аластер со своего места, стараясь не двигать прибитую руку. Кровь еще текла и образовала возле его ног небольшую лужу. — Я пронзил ее сердце демона!

— Закройте свой рот, — закричал Гидеон, положив обе руки на мою рану и прижимая их весом всего тела. — Я не дам ей истечь кровью. Если только мы вовремя… — Он отчаянно подавил рыдание. — Ты не можешь умереть, слышишь, Гвендолин?

Моя грудь еще поднималась и опускалась, на коже были крохотные капли пота, но нельзя было исключить, что Дарт Вейдер и лорд Аластер окажутся правы. В конце концов, я уже находилась в воздухе как золотистая пылинка, а в моем лице — там, внизу — нельзя было различить и следа краски. Даже губы стали серыми.

Слезы текли по лицу Гидеона. Он все еще прилагал всю силу, давя на мою рану.

— Не покидай меня, Гвенни, не покидай меня, — шептал он, и внезапно я перестала что-то видеть, зато почувствовала под собой жесткий пол, глухую боль в животе и всю тяжесть собственного тела.

Я с хрипом вдохнула и почувствовала, что для следующего вдоха у меня не осталось сил. Я хотела открыть глаза, чтобы в последний раз увидеть Гидеона, но не смогла.

— Я люблю тебя, Гвенни, пожалуйста, не покидай меня, — сказал Гидеон, и это было последним, что я услышала, прежде чем меня поглотило великое Ничто.

Неживые предметы любого рода и материалы могут без проблем переноситься во времени, причем в оба направления. Основное условие: предмет в момент транспортировки не может иметь контакт к чему- или кому-либо, кроме переносящего его путешественника во времени. Самым большим до сегодняшнего момента перенесенным предметом был стол из трапезной длиной четыре метра, который близнецы де Вилльеры переместили из года 1900 в год 1805 и обратно (см. Том 4, Глава 3 «Эксперименты и эмпирические исследования», стр. 188 и далее).

Растения и части растений, как и живые существа любого рода не могут быть перенесены, поскольку перемещение во времени разрушает или полностью разлагает структуру их клеток, что доказано многочисленными экспериментами с водорослями, различными саженцами, инфузориями-туфельками, мокрицами и мышами (см. Том 4, Глава 3 «Эксперименты и эмпирические исследования», стр. 194 и далее).

Транспортировка предметов, за исключением осуществляемой под надзором или с целью эксперимента, строга запрещена.

— Мне она почему-то кажется знакомой, — услышала я чей-то голос. Абсолютно точно, это был высокомерный тон Джеймса.

— Конечно, она тебе знакома, дуралей, — ответил голос, который мог принадлежать только Ксемериусу. — Это Гвендолин, только без школьной формы и в парике.

— Я не разрешал тебе обращаться ко мне, невоспитанная кошка!

Как будто кто-то медленно добавлял громкость радио, ко мне проникало все больше звуков и возбужденных голосов. Я еще или уже лежала на спине. Ужасная тяжесть в груди исчезла, как и тупая боль в животе. Я тоже стала призраком, как Джеймс? С отвратительным звуком кто-то разрезал на мне корсаж и разорвал ткань.

— Он задел аорту, — услышала я голос Гидеона, в котором звучало отчаяние. — Я попытался зажать, но… это длилось слишком долго.

Холодные руки ощупывали меня и дотронулись до больного места под ребрами. Потом доктор Уайт сказал с облегчением:

— Это лишь поверхностный разрез. Боже мой, как ты меня напугал!

— Что? Не может быть, она…

— Шпага всего лишь царапнула ее кожу. Видишь? Очевидно, корсет мадам Россини сослужил хорошую службу. Aorta abdominalis — господи, Гидеон, чему вас только учат? В какой-то момент я действительно поверил. — Я почувствовала на шее пальцы мистера Уайта. — Пульс у нее тоже хорошего наполнения.

— С ней все в порядке?

— Что конкретно случилось?

— Как мог лорд Аластер ранить ее?

Голоса мистера Джорджа, Фалька де Вилльера и мистера Уитмена мешались друг с другом. Гидеона больше не было слышно. Я попыталась открыть глаза, и на этот раз мне это легко удалось. Я без труда смогла сесть. Вокруг меня были знакомые разрисованные стены нашего подвала для занятий искусством, а надо мной склонились головы Хранителей. Все — даже мистер Марли — улыбались мне. Только Гидеон смотрел на меня, как будто не верил своим глазам. Его лицо было мертвенно-бледным, а на щеках виднелись следы недавних слез. За ними стоял Джеймс и закрывал глаза кружевным платком.

— Скажи мне, когда опять можно будет смотреть.

— Сейчас — ни в коем случае, а то ты моментально ослепнешь, — сказал Ксемериус, сидевший по-турецки у меня в ногах. — У нее как раз почти вывалилась из корсета грудь.

Уууупс! Он был прав. Мне стало неловко, и я попыталась прикрыться разорванными и разрезанными остатками чудесного платья мадам Россини. Доктор Уайт мягко уложил меня обратно на стол, на который меня перенесли.

— Я должен продезинфицировать и перевязать царапину, — сказал он. — Потом я тебя основательно обследую. У тебя что-нибудь болит?

Я покачала головой, и тут же застонала. Голова болела ужасно.

Мистер Джордж положил мне сзади руку на плечо.

— О боже, Гвендолин. Ты ужасно нас напугала. — Он тихо засмеялся. — Это я понимаю — истинный обморок! Когда Гидеон явился с тобой на руках, я в самом деле подумал, ты…

— … умерла, — закончил Ксемериус предложение, которое мистер Джордж стыдливо оставил висеть в воздухе недоговоренным. — Честно говоря, ты выглядела довольно мертвой. А парень вообще словно сошел с ума! Кричал что-то о зажимах для артерий и черт-те что еще. И рыдал к тому же. Что ты так смотришь?

Последнее относилось к маленькому Роберту. Он зачарованно смотрел на Ксемериуса.

— Какой он славный! Можно мне его погладить? — спросил он меня.

— Нельзя, если не хочешь потерять руку, пацан! — сказал Ксемериус. — Хватит уже, что этот надушенный петух постоянно путает меня с кошкой.

— Я бы попросил! У кошек нет крыльев, я сам знаю, — воскликнул Джеймс, до сих пор стоящий с закрытыми глазами. — Ты кошка из кошмаров лихорадки. Ты выродившаяся кошка.

— Еще слово — и я тебя сожру, — сказал Ксемериус.

Гидеон отошел на пару шагов в сторону и свалился на стул. Он снял парик, расчесал пальцами темные локоны и спрятал лицо в ладонях.

— Я не понимаю этого, — прозвучало неразборчиво сквозь пальцы.

Со мной происходило то же самое. Как такое было возможно, чтобы я только-только умерла, а теперь снова чувствовала себя абсолютно живой? Разве можно себе такое вообразить? Я посмотрела на рану, которую обрабатывал доктор Уайт. Он был прав, это действительно была царапина. Порез, который я сама сделала ножом для овощей, был намного длиннее и болезненнее.