Гай Орловский - Ричард Длинные Руки - принц короны

— Да.

— Будь по-твоему, смертный, — проревел он. — Прощай.

Я молча повернулся к нему спиной и, вставив носок сапога в стремя, поднялся в седло. Арбогастр легонько ржанул, показывая, что готов рвануться стрелой.

Столб адского пламени, который должен был уже исчезнуть, оставался на месте, освещая болото страшными багровыми сполохами. Вельзевул прорычал мощно, в его грохочущем, как подземные скалы, голосе я уловил сомнение:

— Но вот так, отказываясь от своих благ и отдавая их другим, ты обретаешь больше святости… что совсем как-то противно и гадко. Нет, я не могу пользоваться твоей слабостью, именуемой благородством и рыцарственностью…

Я сказал в тревоге:

— Ты обещал!

— С той блудницей все будет в порядке, — заверил он снисходительно, — а если у кого-то сверху возникнут вопросы, я отправлю их выяснять причину их недовольства к тебе.

Я пробормотал:

— Не хотелось бы, но… ладно.

— С моей же стороны, — сказал он с некоторым высокомерием, — такая мелочность недостойна! Тем более к существу, что в некоторой мере… очень помогло. В общем, смертный, ты теперь единственный человек на свете, у кого такой статус.

Я разобрал повод и прикосновением кончика сапога дал понять арбогастру, что можно идти вскачь, но спросил невольно:

— Какой?

Арбогастр рванулся с такой скоростью, что ветер не засвистел, а заревел в ушах, однако я услышал далеко за спиной:

— Вельзевул в должниках!

На обратном пути я пытался вспомнить, был ли Вельзевул в числе мятежных ангелов, но история сохранила имена лишь вожаков. Но, судя по его гордыне и желанию соблюдать какой-то кодекс чести, явно был. Причем достаточно высокого ранга.

Наверное, иметь Вельзевула в должниках — это немало. Хотя бы одно желание у меня отыщется. Со временем. Может быть. И если оно будет… уместным, конечно.

Как теперь понимаю все отчетливее, Сатана, Вельзевул и все остальные падшие ангелы, хотя и люто ненавидят человека и стараются ему подгадить, все же вынуждены действовать в рамках неких правил.

К примеру, даже сам Сатана, будучи Князем Лжи и Обмана, не может нарушить ни одного договора, заключенного даже с самым мелким и презренным человечишкой, не может войти к нему в дом без разрешения хозяина и так далее, так далее.

Разумеется, все постараются обмануть, а при заключении договоров ввернуть такие пункты, которые, оставшись незамеченными, приведут в ад, но это уже зависит от самого человека. Первое — можно очень внимательно прочесть договор, обращая внимание на все оговорки и отступления, второе — вообще не иметь никаких дел с Врагом рода человеческого.

Бобик несется огромными прыжками, выскакивая из сверкающей белизны целиком, но иногда скрываясь в глубоких местах полностью. Мне кажется, он в таких случаях визжит от восторга, на что арбогастр солидно пофыркивает, но и сам, чувствую, счастлив мчаться по яркому солнечному дню, где вокруг такая сверкающая белизна…

Вдали недостижимо сияют снежные горы, их почему-то называют предвечными, по ту сторону дороги обмерзлые стволы деревьев, почти скрытые под заснеженными ветвями.

Арбогастр скачет красиво и гордо, наезженная санями дорога то и дело бросается под копыта, но он предпочитает идти напрямик, а дорога что-то слишком уж извилялась до неприличия, мужчины так не ездят…

Вдали показался замок, верх стены в зубчиках, две башенки тоже с такими же выступами, окна непривычно большие, витражные, арка входа стрельчатая.

Аллея достаточно широкая, чтобы проехали три всадника стремя в стремя, плитка приятно желтоватого цвета, с обеих сторон густые и с виду непролазные кусты с аккуратно состриженными макушками.

Высокие стены поросли зеленым мхом, из щелей торчит покрытая снегом трава, а в одном месте ухитрился укорениться небольшой кустик.

— Прямо и мимо, — велел я строго. — Мало ли что хочется!.. Я тоже чую в этом замке некую тайну, яркую и волнующую… но все не ухватить, в сутках всего двадцать четыре часа, приходится выбирать…

Мы примчались в Генгаузгуз в разгар яркого солнечного дня, город уже не утопает в снегу, дороги прочищены, во дворе королевского дворца веселье, челядь бросается снежками, солнце слепит глаза, отражаясь от каждой снежинки, настолько ясное и лучистое, что и завтра, значит, будет мороз и солнце…

Я бросил повод арбогастра слугам, а сам вслед за Бобиком взбежал на недавно очищенное от снега крыльцо. Стражи, широко и довольно улыбаясь, поспешно распахнули передо мной двери, а то открою сам, а для них это позор и пренебрежение службой.

В холле пусто, но в зале, где немало придворных, сразу же наткнулся на Джоанну, она обернулась, на лице мелькнул испуг при виде высокой мужской фигуры, затем глаза засветились откровенной радостью.

— Ох, это вы, ваше высочество…

— Увы, — сказал я, — всего лишь. Не сказочный принц на белом коне. У меня и конь черный, а собачка так вообще…

Она засмеялась.

— Зато принц, да еще какой!

— Да, — согласился я, — зато.

— Вас так долго не было, — сказала она. — Говорят, вы и в такую погоду выезжаете… далеко?

— Не слишком, — ответил я, — а вы о чем тут щебечете?

Она засмеялась мило и чарующе.

— Мы тут как раз обсуждали один интересный обычай Бриттии: незамужние женщины вот в такой солнечный зимний день берут вышитые ими платки и выбрасывают во двор или улицу, а потом стоят у окна и ждут; какой мужчина будет проходить мимо и поднимет, тот и станет их мужем.

Она замолчала и смотрела на меня уже серьезными глазами, я молчал тупо, наконец проговорил первое, что пришло в голову, надо же что-то сказать:

— И кого ты увидела первым?

Она сказала нежно:

— Ваше высочество… вас!

Некоторое время мы стояли молча, она явно ждала ответа, но я не сказал ни слова, да и что я могу, а она вдруг расхохоталась:

— Как здорово, что мы не в Бриттии!

Я с благодарностью улыбнулся, но присоединяться к ее наигранной радости неуместно и даже жестоковато, потому просто молчал и молчал, чувствуя себя весьма хреново и даже виновато.

В конце зала показался спешащий в нашу сторону Альбрехт, я сказал с облегчением:

— Дорогой граф, вы как нельзя кстати! Пойдемте к кабинет, у меня есть дело… Простите, принцесса, у мужчин всегда дела-дела…

Когда за нами захлопнулась дверь, он спросил живо:

— Что за дело? А то я уже навицеканцлерил столько, что год разгребать будут…

Я отмахнулся.

— Да никакого пока, сам только-только прибыл, еще не рассмотрел, где вы все тут дров наломали.

— Это, — сказал он понимающе, — чтобы удрать от принцессы? Нужно быть тверже, ваше высочество. К вам будет липнуть все больше женщин. А уже не отличить, кто искренне, а кто… Как съездили?