Ростислав Гельвич - Беглец в жизнь

– Готово, Кларахот.

– Что? – Непонимающе отвлекся тот от книги. – А… готово. Ну, что же, проверим!

– Как? – Недоуменно отступил Альфаран.

– Просто. Щит не ставь.

И в парня полетел «Призрачный Тесак»… страшное атакующее заклинание – режет любые физические преграды, но только на выбранной хозяином цели. Для блокирования его нужен мощный щит. Ключевое слово – «мощный», ибо уровень у него может быть хоть самый низкий – главное, чтобы подпитка маны была большой. «Тесак» в магическом плане бьет не по уровневому основанию; он просто выжирает питание щита.

Щит юный маг поставить попросту не успел, даже если бы и хотел… Крутящимся белым сгустком ему снесло половину бицепса и задело кость. Тугим алым фонтанчиком хлестнула кровь.

– Чего ждешь, идиот?! – прошипел старик.

– Ага… – рассеянно ответил Альфаран, и, неуверенно сжав рукой артефакт, он подставил его под мощную артериальную струю…

Серо-бурый сгусток сушеной плоти запульсировал, возвращаясь в свой полноценный размер – от него начали отходить трубочки сосудов… Альфаран слишком сильно осуществил привязку – заклинание не вырывалось за пределы артефакта, восстанавливая его, а не хозяина! Впрочем, эта проблема бы исправлена тут же – даже на пороге смерти ученик не забыл, как обрывать «нити».

И началось… Задетая кость стремительно обросла сначала розовым, а потом и полноценным покровом. Перебитые вены и артерии хоть и кровоточили, но уже элементарно срастались. Бицепс восстанавливался и зарастал кожей. Через несколько минут рука стала нормальной и на вид, и на щуп. Разве что была слишком бледной.

– Ты понял свою ошибку?

– Ага… – Альфаран еще не отошел от потери крови.

– Запомни. Слишком слабая привязка испепелит тебя. Слишком сильная привязка восстановит сам артефакт.

– Это… Скажи – а что, если бы я умер? Что бы ты делал?

– Что делал? Хе… – Старый некромаг равнодушно усмехнулся, но тут же отвел глаза. – Мне всегда удавалось поднятие личей.

…Сидя у крылечка, Кларахот попыхивал трубкой с яблочным табаком и переговаривался с крестьянином. Тот был местным забиякой (довольно умным, кстати), отставным солдатом, недавно вернувшимся из армии. Казалось, о чем могут болтать эти два человека? Отнюдь.

– И что, как служилось?

– Каком кверху! – тот усмехнулся щербатым ртом. – Я же дюжий, вот и записали на галеры. Сколь-то времени там оттрубил, потом сказали: «Не желаете ли вы, господин Хаф, остаться еще на парочку лет?» А что я? Я отказался – мне оно надо? Ну, и конечно же: «Тогда дуй на берег, хрен недосоленный!»

– М-да… – Лекарь сделал блаженную затяжку. – Я вот не служил, как-то не сложилось… Жалеть или нет?

– Ну, знаете, я, когда в охране служил, у нас был писарь на галере, вот он любил говорить: «Человеческая жизнь – это мелкий свиток, в котором всего сто слов. А армия может превратить их в тысячу или даже сотню тысяч строчек!» Я, конечно, ничего не понял, но считаю, что жалеть не стоит. Знаете же, что такое жизнь в деревне? Встал, убрал дерьмо за скотиной и пошел бухать в ближайший кабак. Так день за днем, а потом сдыхаешь в луже собственного ссанья и понимаешь, что жизнь ты просрал!

– Тоже верно. Но ведь ты говорил, что у вас на галере пять человек только за первый год погибло?

– Так жизнь вообще штука опасная! Полвосьмицы назад старый Хамий нажрался пирогов на кабатчика именинах, напился браги да пошел в сортир. Ждем мы его, значится, полчаса. Час. Два часа ждем – его нет. Ну, идем за ним. И что вы думаете? От кровавого поноса загнулся старый хрен! И к чему тогда беречься, если можно сдохнуть даже от желания посрать?

– А к чему тогда вообще жить? – улыбнулся Кларахот.

Хаф мотнул головой и снова продемонстрировал прорехи в зубах.

– Ну, вашбродь, это уж не ко мне! Я ни с кем о такой хренотени не говорил и даже думать о ней не хочу!

– Ну а все-таки сам-то как считаешь?

– Ну… – солдат почесал затылок и стал серьезным. – А хрен его знает! Я считаю, что если боги дали тебе жизнь, то надо жить. Авось сделаешь что-то полезное!

– Верная мысль. Та-а-ак… – Лекарь аккуратно выбил трубку и спрятал ее в карман.

Своим еще очень даже зорким взглядом он увидел бегущего вдалеке Альфарана. Но не просто бегущего, а бегущего нагишом. Более того, когда тот был почти у крыльца, опять же вдалеке можно было различить еще одну фигуру.

– Что такое?! – рыкнул старик.

– Да тут такие дела…

В начале рассказа Кларахот лишь усмехнулся – сам был в таком возрасте, когда мыслишь не головой, а противоположным местом. Потом расхохотался – узнал, как ушлая девка пыталась охомутать его племянника. Но вот, когда рассказ зашел о родителях этой девки…

– Иди в дом и оденься, – сухо отрезал старик. – Вот этого нам еще не хватало… поди, докажи теперь, что он не первый…

– Это… вашбродь! – тихо влез Хаф. – А девку, часом, не Арта звать?

– Ну? – кивнул тот.

– Хе! Тогда могу сказать – ни хрена ваш племянник ее не обесчестил! Знаете, как говорил наш капитан: «В этой бабе побывала рота солдат! Начиная с головного знаменосца и кончая обозным ишаком!»

– Ладно… Спасибо за то, что рассказал. Я им покажу, как на меня прыгать!

– Ну, я пошел!

– Удачи.

– Спасибо! – Бывший солдат пошел по направлению к кабаку.

Тем временем к крыльцу уже подбежала дружная семейка в составе орущей благим матом мамаши, матерящегося отца и сделавшей мину «оскорбленная невинность» дочки. Из окрестных домов начали показываться любопытные лица – собиралась толпа.

Кларахот решил для начала строить из себя тихого старичка-одуванчика.

– Здравствуйте, уважаемые! Зачем пожаловали? Голова болит али что иное?

Папаша, вероятно, хотел уже материть старика, но понял, что это будет выглядеть, по меньшей мере, глупо. По большей – обматерят самого, причем не лекарь, а народ деревенский. Ведь мирный старичок за два дня уже успел кое-кому чирей вылечить, кому нарыв вскрыть. Кабатчику вон зуб гнилой вырвал…

– Да вот, племянник ваш дочку мою обесчестил!! Забил ей голову посулами лживыми…

– К алтарю повести обещал! – влезла вышеупомянутая.

– Во-во! – поддакнул отец – Заморочил!! Вот не знаю, как считается у вас в городе, а у нас – если обесчестил молодой парень девушку, то пусть становится мужем ее! Тем паче ваш племянник уже взрослый парень, уж гораздо старше моей…

Кларахот еще раз мягко улыбнулся и не менее мягко перебил папашу девки:

– Он же лекарем стать хочет! Без разрешения учителя в Харакате нельзя ему жениться. Не я его учу! К тому же ему всего семнадцать лет!

– Как семнадцать?! – ахнула семейка.

Считалось, что если муж старше жены, то это признак хорошего тона – умная девушка вышла не за молоденького кобелька, а за уже пожившего и знающего жизнь человека. Если жена старше мужа… говорили примерно одно и то же: «Пф-ф! Не велика забота мальчишку-то передком окрутить!» И хотя, по деревенским меркам, 17 лет это уже довольно взрослый парень – в толпе послышались едкие выражения и смешки.