Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — курпринц

— А ты уверен в крепости своего кокона? — спросил я.

Он зло оскалил зубы.

— Проверь!

— Как скажешь, — согласился я.

Он не успел моргнуть, как я нанес сильнейший удар в этот магический купол. Выступающая часть кастета, имитирующая костяшки пальцев, врезалась не в мягкое, как я ожидал, а в некую непрочную преграду, вроде тонкого стекла.

Раздался хрустальный звон. Быстро и страшно вспыхнули прямо в воздухе четыре креста, словно перепрыгнувшие с выступающих частей кастета и ставшие огромными.

Кокон с сухим треском лопнул, взорвался изнутри. В воздух взлетели то ли мельчайшие стекляшки, то ли блестящие льдинки, заблистали пугающе и страшно, но истаяли моментально, не успев коснуться земли.

Маг в изумлении и ужасе распахнул глаза и рот. Зигфрид во мгновение ока с силой двинул перед собой длинным ножом.

Я услышал характерный треск и хруст. Стальное лезвие, вонзившись в спину, прорезало плотные ткани, наткнулось на кость и, ломая сопротивление, перерезало ее с влажным хрустом, словно толстую морковь.

Маг вскрикнул, изо рта брызнула густая темно-красная кровь.

— Но… как… — прохрипел он. — Рука человека не может…

Мы с Зигфридом злобно улыбались и смотрели, как он опустился на зеленую траву, истекая кровью, как сучит ногами, а в глазах затихает жизнь.

Зигфрид коротко взглянул на меня, я кивнул. Двумя короткими ударами отделив голову от туловища, он ухватил ее за волосы и бросил в кожаный мешок, а тот привязал к седлу.

Я вскочил в седло арбогастра, Зигфрид кивнул на обезглавленный труп.

— А что с ним?

— Будем заботиться и о животных, — сказал я величаво. — Господь, поставив Адама перед всеми зверьми, сказал ему, что отныне он царь природы, потому должен заботиться обо всех!

Зигфрид мало что понял, проворчал:

— Даже шакалы получше иного человека.

Он поднялся в седло, и мы повернули коней в сторону далекого лагеря.

На обратном пути Зигфрид старательно выпытывал, как это маг все-таки нашел беглянку, и все требовал, чтобы я рассказал все подробно, как он и что.

Я величаво отмахнулся.

— Дружище, да что нам этот маг? Мы воины, а воины всегда сражались с магами. Это наша доля… но не такая уж и плохая. Будут еще маги! Если враг не сдается и не коллаборационирует, его уничтожают.

Он сказал с надеждой:

— Значит, могу сказать Скарлетт, что можно не прятаться?

— А не боишься, — спросил я, — что сбежит и от тебя?

Он изумился.

— Почему?

— Теперь ей уже не нужна защита, — пояснил я.

Он на миг задумался, лицо просветлело так, словно на него упал луч яркого солнца.

— Не сбежит.

— Крепко держишь?

Он покачал головой.

— Нет, это она меня держит.

— Поздравляю, — сказал я саркастически. — Вот уж не думал, что и ты попадешь под женский каблук!

Он спросил с жадным любопытством:

— А кто еще?

Я вздохнул, сказал тише:

— Да вообще-то все, если честно, только мало кто признается. Но одни только под каблуком, а другие еще и под подошвой. Так что да, жизнь у нас веселая, потому что смешная.

В лагере нас встретили довольными возгласами, всем нравится, когда высший лорд с ними, не чувствуют себя брошенными. Зигфрид едет сзади, прикрывая мне спину, потому я первым увидел у шатра Клемента его самого с конским поводом в руке. Он тяжело бегает вокруг шатра, держа под уздцы белоснежную лошадь с длинной белой гривой и таким же пышным хвостом, а в седле… Ричэль!

Как я помню, расхрабрившаяся Ричэль в присутствии Клемента наливает собирающимся у него военачальникам вино, держится с достоинством, красивая и гордая, только мы с Клементом и знаем, чего это ей стоит, это там, в эльфийском лесу, она была сама собой, а здесь это трусливая и постоянно трепещущая мышка.

Но чтобы вот так вне шатра и на коне… гм, это не просто прогресс, это просто перелом!

Она увидела меня, весело пискнула, Клемент обернулся и остановился, не выпуская лошадь.

— Ваше… высочество… — пропыхтел он.

— Отдохни, — велел я, — Ричэль, ты его совсем загоняешь… Кстати, поздравляю.

Она сделала большие глаза.

— С чем?

— Ездишь по-мужски, — ответил я. — Красивого коня тебе подобрали.

— И очень послушного, — сообщила она. — Сэр Ричард, скажите ему, что не обязательно держать повод!

Я повернулся к Клементу.

— Ты слышал, что дама говорит?

— Какая она дама, — возразил он, — если не признает дамское седло?

Однако повод осторожно выпустил, но вид у него оставался таким, что вот-вот прыгнет и снова вцепится обеими руками.

Ричэль легонько тронула повод, улыбнулась.

— Сэр Ричард, посмотрите, как я управляюсь!

Я придержал Клемента за плечо, а Ричэль дважды объехала по широкому кругу вокруг шатра, третий раз расхрабрилась настолько, что прошла на рысях, а затем остановила перед нами и заставила лошадь стоять на месте.

Клемент с огромным облегчением перевел дыхание и с усилием разжал кулаки.

— Это уже высший класс, — одобрил я. — А Клемент все еще не отпускает? Деспот.

— Нечестно, — спросила она тоненьким голоском, — да?

Клемент пробормотал:

— Дык я сколько сам старался приучить не бояться людей! Кто ж знал, что на коне ей спокойнее!

— Кони хорошие, — заявила Ричэль.

— Ты же на них смотрела, — сказал Клемент обвиняюще, — как на лохматых чудовищ!

— Они только с виду страшные, — сказала Ричэль.

— Поздравляю, — сказал я, — Ричэль, ты первая из эльфов, насколько я знаю, кто освоил самостоятельную езду на лошади.

Она спросила с недоверием:

— Правда?

— Точно-точно, — заверил я. — Эльфы либо в дремучем лесу, либо в неприступных горах. А для скачек потребны степи… Так что не эльфы виноваты, а среда обитания, как говорят классики научного гуманизма. Но ты все равно молодец! И пример всем остроухим. Пойдемте в шатер, а вы, сэр Клемент, доложите, насколько армия готова к выступлению.

В эту ночь, выбрав время поспокойнее, я снова ушел в облака, стараясь выглядеть как можно более старой, уродливой и неряшливой птицей, которую не то чтобы есть, но даже стрелу в нее пустить противно.

Личина птеродактиля подходит больше всего. В сравнении с птицами он и выглядит жалко, разве что намного крупнее, но понятно же, никто жесткое мясо этой пахнущей рыбой мерзкой твари есть не станет, а просто стрельнуть — ни за что потерять стрелу, а они на деревьях не растут.

Ночь с затянутым тучами небом и бледной нездоровой луной, по земле бегут неясные тени, напоминающие целые стаи призраков, и только над Ирамом внизу засеребрился туман, а из него высунулись острые пики каменных гряд, лунный свет падает слабо и печально, и страна внизу кажется объята тоской и унынием.

А как же иначе, подумал я сердито, с чего местные должны радоваться, что через их земли прошли завоеватели, грабя все, что попалось по дороге?