Надежда Кузьмина - Магиня для эмиссара

Добавлял проблем рыжий гвардеец, снова начавший на меня пялиться и ходить по пятам. Если б я могла магичить — живо бы остудила пыл неучтивого ньера. А так приходилось терпеть и делать вид, что ничего особенного не происходит. Рейну жаловаться не хотелось — ему и без этих глупостей не сладко. А пойти с таким к командиру патруля лейтенанту Кийту? Ну, не знаю… Ведь будешь выглядеть то ли кокеткой, то ли дурой, то ли ябедой. Мужчины смотрят на эти вещи как-то иначе.

Сейчас, когда уже наступила осень, темнело раньше. Мы ехали до сумерек, а иногда и дотемна. Потом Холт помогал мне отнести корзину с ларрой в нашу комнату в очередном придорожном трактире. Соль всегда несла я, он и не претендовал. Ужин нам обычно сервировали прямо в номере. Ел муж очень немного и почти сразу после этого уходил во двор, где час или два — по настроению — занимался своим каэртано. Я бы с удовольствием посмотрела… но он меня не звал. Ларра слушала, как я вздыхаю вслед, и утешала: «Шшшди…» А потом добавляла, что «молоко полесссно…»

В общем-то, молоко вносило единственную странную и одновременно чувственную нотку в наши непонятные отношения с Рейном. Корова из меня вышла ещё та — хватало и Соль, и ларре, и мужу. Мне самой не нравилось, что прежде аккуратная грудь стала сейчас заметно больше, а под белой кожей просвечивали голубоватые вены. Но Рейн, похоже, был в восторге. Когда он возвращался, вымотанный после тренировки и с мокрой после душа головой, всё было почти как в тот день, когда он признался мне в любви. Меня укладывали на кровать, целовали, ласкали, покусывали, вылизывали… и пили. Интересно, он не понимает, что творит со мной? Когда губы Рейна смыкались на соске, я просто чувствовала, как в такт его движениям меня дергает внизу. С Соль так не было… а Рейн — он будто не просто сосал, а наслаждался и одновременно передавал мне свое желание, окутывая им, лишая разума. Я хотела этих вечерних ласк, ждала и жаждала их… и одновременно злилась. Потому что мне было мало, ужасно мало! Почему, уж если он решил стать моим мужем, мы не можем зайти дальше?

Я попробовала поговорить с ним об этом и услышала в ответ:

— Сита, я боюсь, что, когда совсем потеряю самообладание, могу причинить тебе боль. Давай подождём.

— Рейн, я уверена, всё будет хорошо.

— Сита, ты не понимаешь. — Он грустно улыбнулся. — Полгода назад в мою дверь постучалось счастье. И я буду дураком, непроходимым идиотом, если из-за сиюминутных желаний лишусь его. Я действительно сейчас не в себе. И боюсь, что потеряю контроль и обижу тебя, сделаю плохо, — сглотнул, — просто изнасилую, как зверь. Я хочу, чтобы наутро ты не отводила взгляд, а сама искала меня глазами, чтобы ты светилась, хочу чувствовать, что ты счастлива и любишь меня ещё сильнее. Понимаешь? Примерь на себя — ты бы обидела меня, Ссэнасс или Соль ради того, что «очень захотелось»? Ведь нет… Вот позволь и мне быть хорошим. Для меня это важно.

Понимаю. Но всё равно идиот.

А его спина светилась по-прежнему. Как, кстати, и моя.

Я задумалась — может, мне тоже нужно пить молоко? Но от этой идеи несло явным сумасшествием. Поделилась с ларрой. Та подумала и успокоила меня, сообщив, что раз полезное молоко появляется у меня внутри, значит, всего там уже хватает.

Ну, хоть что-то у нас в порядке!

На четвёртые сутки нам предстояло пересечь крупную реку, Сорану, первую из текущих к Ирнайскому морю на востоке. Командир гвардейцев, симпатичный шатен ньер Кийт, заранее попросил разрешения, если погода будет ясной, остановиться на берегу — выкупать лошадей. Холт, которому, похоже, тоже надоела однообразная тряска в карете, кивнул.

Переехав Сорану по широкому каменному мосту, мы свернули на север, вверх по течению. Небольшой посёлок Айсира, выросший у переправы, скоро остался позади, а мне пришлось взять на руки Соль, потому что на колдобинах просёлочной дороги карету трясло и мотало. Зато на повороте я смогла рассмотреть из окна холмы и ещё зеленую дубраву впереди. Хорошо. Мне всегда нравился запах леса и опавшей листвы. Будет возможность — хоть немного пройдусь. Иногда хочется побыть одной, в тишине. Да и сколько я уже не гуляла по лесу? Подумать страшно — месяцы и месяцы…

Улыбнулась. Наверняка ньер Кийт думал не только о лошадях. С бегущей с севера с отрогов гор Сораной была связана интересная старинная легенда. Когда-то давно, очень давно, когда боги спускались на землю чаще, чем теперь, богиня любви — бессмертная златокосая Виарна — полюбила юношу-охотника, жившего в небольшой деревушке у подножья гор Сиррано. Тот ответил прекрасной богине взаимностью, и счастье пары было полным. Но случилось так, что однажды, охотясь в лесу, юноша спас от дикого вепря простую девушку из соседней деревни. И пока он нёс ту на руках домой, а испуганная дева, прильнув к широкой груди своего спасителя, обнимала его за шею, — влюбился по уши, забыв ради частого стука сердца и робкого дыханья смертной о своей божественной возлюбленной. Ведь сердцу не прикажешь…

Напрасно ждала Виарна охотника на назначенном месте в горах — тот больше не пришёл. Слезы текли по прекрасному лицу тоскующей богини, капали дождём в ладонь. Посмотрела она в это водяное зеркало и увидела, что случилось. Злой Виарна не была и мстить не стала. Что тут поделаешь? Смертный выбрал такую же, как он сам, — мотылькам положено порхать с мотыльками, а не парить с орлами в вышине. Пожелала Виарна тому юноше счастья и верной любви, а из её пролитых слёз появился исток Сораны.

И говорят, что тот, кто зайдёт в реку нагим и сумеет попасть в ту самую струю слёз богини, всегда будет счастлив и никогда не узнает мук неразделённой любви.

Надо ли говорить, что о купаниях голышом в Соране ходили слухи по всей стране? Кстати, для меня такое — покосилась на сидящего рядом с нейтральным лицом Холта — тоже было бы актуально.

Ещё через полчаса мы въехали под сень огромных дубов. А десять минут спустя остановились на просторной тенистой поляне недалеко от берега.

— Рейн, я хотела бы пройтись, размяться. Соль спит, за ней присмотрит Ссэнасс. Можно?

— Иди, если хочешь. Насколько я знаю, опасных диких зверей в округе уж века два как нет, — улыбнулся муж. — Тебя проводить?

— Я очень люблю запах листвы в дубравах, а заблудиться тут негде: мы на правом берегу Сораны. Так что я пойду тихонько вверх по течению, посижу у воды, а потом поверну назад. И у нас же есть личные компасы, ты не забыл?

— Забудешь тут, — хмыкнул Рейн. — Знала бы ты, что со мной было, когда ты их зачаровывала.

— Что? — заинтересовалась я.

— Я чуть с ума не спятил. Выволакивал себя из комнаты, где на кровати лежала голая красавица, моя жена, за шиворот. Это ты мою силу воли и выдержку проверяла? — Серые глаза смеялись. Рейн прищурился и добавил: — Если б не то, что тебе было ещё нельзя, допроверялась бы.