Гай Орловский - Ричард Длинные Руки - принц-консорт

— Я уже проверил, — сообщил я.

Она фыркнула.

— Что, мужчины делают правильно?

— Бывает, — ответил я мирно.

Она обернулась, лицо встревоженное, а глаза распахнулись шире.

— Что‑то стряслось?

— Пока нет, — ответил я. — Может быть, зло затаилось с нашим появлением. Во всяком случае, будем спать настороже… Ты сова или жаворонок? Ладно, спи первой, потом разбужу, будешь сторожить ты.

Она посмотрела исподлобья.

— Здесь одна кровать.

— Я не буду тебя сталкивать, — заверил я. — А ты только не лягайся… по возможности. И не храпи очень громко.

Она сказала сердито:

— Я вообще не храплю!

— Тогда нет проблем, — заверил я. — Я тоже не храплю. Раздевайся, ложись, а то, думаю, завтра день будет потруднее.

Она поколебалась, наконец буркнула:

— Хорошо, отвернитесь… сэр.

Я отвернулся, но заметил невинно:

— Вообще‑то я уже видел тебя… без одежды. И мои ладони еще помнят твою кожу на ощупь. Даже сейчас по ним бегут мурашки, только представлю.

— Не вспоминайте!

— Я не вспоминаю, — сообщил я. — Это они сами… чешутся.

Она сказала сердито:

— Тогда мы были… на работе! И не надо говорить… всякое.

— Не надо, — согласился я. — Тем более что мы сейчас тоже на работе.

За спиной шелестело, звякало, наконец зашелестели простыни, но кровать под ее заячьим весом даже не скрипнула.

— Вы можете повернуться, — донесся голос.

Я повернулся, она уже под одеялом до самого подбородка, и начал неспешно раздеваться.

Она возмущенно хрюкнула и почти подпрыгнула, разворачиваясь в другую сторону. Я сложил одежду рядом на стул, меч привычно занял свое место у изголовья, а когда я опустился на ложе, то сразу проверил, чтобы до рукояти не нужно было даже особенно тянуться, пальцы тут же должны ощутить привыкший к ним рифленый металл.

— Хорошо, — сказал я и потянулся до хруста суставов, — теперь спи, пигалица. Под утро растолкаю.

Она пискнула из‑под одеяла:

— Почему пигалица?

— Это такая пичужка, — объяснил я. — Мелкая птичка. Но хорошенькая. И писклявая.

Она чуть повернула в мою сторону голову.

— Я не писклявая!

— Не писклявая, — согласился я великодушно, — а что временами… то не в счет.

Она сердито блымнула на меня большими и блестящими в полутьме глазищами.

— И никакими временами!.. Ты меч поставил поближе, думаешь, ночью кто‑то нападет?

— Вряд ли, — ответил я, — это так, на всякий случай. Бывает всякое.

Она осторожно повернулась в мою сторону, но держась на расстоянии протянутой руки.

— А что бывает? Расскажи.

— Ну вот, любопытная.

— Не любопытная, — возразила она сердито, — а хочу знать, против чего надо приготовиться и мне!

— Бывают привидения, — объяснил я. — что выходят из стен в полночь, а то и вовсе призраки. Иногда появляются через скрытые проходы, что открывает нечистая сила опять же в полночь, всякие жуткие твари…

Она прошептала испуганно:

— И… что? Тебе приходилось?

— Еще бы, — сказал я гордо, — я же такой дивный цветок, на который все мухи летят. Даже оборотни пару раз ко мне проламывачись! Но ты не трусь, я уже руку набил.

— Я не боюсь, — огрызнулась она дрожащим голосом, — просто хочу знать, против чего…

— Не угадать, — ответил я, — мне кажется, это какой‑то особый василиск.

— Что за особый?

— Урод, — объяснил я, — вместо того, чтобы в камень, как все нормальные, он сжигает дотла. Хотя это может быть и не василиск.

Она сказала сердитее:

— Ну так не сбивай с толку! А то я начала готовить заклинание против всех ящериц на свете.

— Молодец, — сказал я, — живучая.

Она замедленно придвигалась ко мне, пока я рассказывал, наконец коснулась сильно выступающей грудью, мордочка все еще настороженная, осторожно закинула на меня ногу. Я все так же лежу на спине, ладони за голову, смотрю в потолок, и она, выждав чуть, положила на предплечье голову.

Я все еще не шевелился, и она поскребла там кожу ресницами, умостилась уже со всеми удобствами, затихла.

— Тебе как, — спросил я, — удобно?

Она огрызнулась:

— Не мешай. Я сосредоточиваюсь.

— Хорошее занятие, — одобрил я, — передвинь харьку ближе, лучше на грудь. Так пойдет быстрее.

— Сама знаю, — буркнула она и присунулась ближе, щекой опустилась на мои грудные мышцы, я их недавно наконец‑то сумел подрезать сверху, сам не могу насмотреться, снова затихла, прислушиваясь, прошептала строго: — Только ничего не выдумывай, ладно?

— Ладно, — согласился я. — Хотя фантазия у меня еще та.

Она еще пару раз поерзала, устраиваясь удобнее. Ее маленькое мягкое тело все больше приникает к моему, в полной мере приникает. У меня между грудными пластинами всегда была глубокая выемка, из‑за чего страдал в детстве, у всех друзей широкие пластины, палец не просунешь, а между моими хоть кулак клади, так вот сейчас она прильнула так, что заполнила своим мягким женским теплом все мои выемки.

Я закрыл глаза и наслаждался этим странным чувством, медленно переходящим в сладостный жар. Астрида после долгой неподвижности осмелела, на что я и рассчитывал, ее тонкие трепетные пальчики сперва пугливо проверили, на чем это ее щека, ощупали все окрестности, причем — сперва едва — едва касаясь, а потом пару раз слегка царапнули острыми коготками, будто проверяя, близко ли к поверхности нефть.

После некоторого напряженного ожидания, когда то ли ждала моей реакции, то ли чем‑то там в спине перерабатывала полученную информацию, снова шелохнулась: сперва подвигала согнутой в колене ногой, там что‑то сильно мешает или беспокоит, потом с мучительной неспешностью пустила в свободный поиск разогретую ладонь по моему пузу.

Я инстинктивно задержал дыхание, ее тело как будто налито горячим молоком, а мое так и вовсе горит и плавится. Ее грудь стала горячее и, наполнившись тяжелым жаром, погружается в меня, как я сладостно чувствую всеми фибрами. Ее дыхание вдруг оборвалось, целую вечность мы не двигались и не дышали, хотя мое сердце бьется так, что подбрасывает ее голову, а у нее колотится часто — часто, как у пойманной любопытной мелкой птички, пугливой и жалобной.

А затем ее пальцы сжались, я слышал резко участившееся дыхание, но это не мое, стараюсь даже отворачивать голову, чтобы мое шло в сторону от ее лица, все‑таки аромат вина и закуски с луком и чесноком…

По ее телу пошла неспешная волна, затем еще одна и еще, сперва такие же медленные, еще не знающие, угаснут ли тут же, потом быстрее, жар наполнил ее тело и пытался перелиться в мое, но я весь как раскаленная плита, мое ответное пламя встретило ее огонь на полдороге. Я услышал сдавленный вздох, по ее телу прошла судорога, я ухватил и пытался прижать к себе, но спазм выгнул ее дугой, она страшно вскрикнула, лицо перекосилось, некоторое время ее тело трепетало, как крылья бабочки под сильным ветром, затем силы покинули, и она безжизненно рухнула мне на грудь.