Гай Орловский - Ричард Длинные Руки - принц-консорт

Он всмотрелся в меня строго.

— А наши интересы?

Я отмахнулся.

— Мы не будем вмешиваться во внутренние дела суверенного королевства Мезины. Это недопустимо, мы же цивилизованные люди!.. Однако в порядке культурного обмена информацией, людьми и материальными ценностями мы вправе рассматривать их ресурсы как общее достояние человечества!

Он сказал понимающе:

— А человечество — это вы?

— Что вы, граф, — возразил я, — пока что я говорю: королевство — это я!.. Ну, можно начинать упоминать… пока только упоминать!., о содружестве королевств, объединенных вполне добровольно на демократических принципах автократии и гуманного милитаризма. Наши познавшие и победоносные стоят на страже мира и демократических завоеваний и всегда готовы дать отпор ненавистным захватчикам даже заранее и на их территории!.. Потому мы и дальше уверенно и смело, с открытым забралом и честно глядя в глаза и на природные ископаемые, можем! Ибо. На основании либеральных базовых ценностей гуманизма и каннибализма в политике.

Из главного здания выметнулся и примчался к нам Бобик, за это время словно бы еще больше раздавшийся в размерах, весело вильнул хвостом Норберту, а на меня посмотрел с ожиданием.

— Хотел уже тебя оставить, — сказал я сварливо. — Не мог на церемонию насмотреться?

Норберт ухмыльнулся.

— Ему можно дать титул главного пробователя королевских блюд! Усердного пробователя… Надеюсь, и королеве что‑то оставил.

Я поднялся в седло.

— Дорогой Норберт, встретимся в Савуази!

Из ворот Зайчик выметнулся, как стрела, но я придержал: кто знает, с какой скоростью летают альвы, вдруг да не догонит.

Так двигались ровным галопом некотором время, на обочине дороге впереди внезапно возникла миниатюрная фигурка, крылышек не видно под плащом, капюшон на лице, стоит неподвижно, но я уловил страх и готовность исчезнуть.

Бобик уже проскочил далеко вперед, не почуяв, а Зайчик затормозил так резко, что копыта пропахали небольшую борозду.

Я сказал с наигранной бодростью:

— Все порядке! Я здесь. Перебирайтесь ко мне?

Она подняла голову, я протянул руки и поднял ее к себе на седло с такой легкостью, словно держал в руках щенка.

— Здесь удобно? — спросил я как можно мягче. — Кстати, мое имя вы уже знаете…

— Уулла, — прервала она мягким голосом.

— Прекрасное имя, — сказал я уверенно, как сказал бы в любом случае, но ей это знать не обязательно. — Оно вам идет.

— Спасибо, — поблагодарила она. — А коня лучше поверните чуть левее… Еще чуть. Вот так… У вас непростой конь!

— И мы с собачкой тоже, — заверил я в тон. — Теперь рассказывайте. И, кстати, зачем поворачивать в ту сторону?

— Там мой народ, — ответила она тихо. — Я всего лишь посланник.

— Хорошо, — сказал я. — Зайчик, меняем курс… Пусть тот жрун теперь бежит сзади.

Арбогастр мчится ровным галопом, все набирая скорость, Уулла почти не занимает места. Я держал ее в кольце рук, как возил Астриду и других, но все они в сравнении с этой альвой просто великанши.

— Рассказывайте, — повторил я.

— Добавить почти нечего, — произнесла она грустно, — мы заняты только выживанием, потому растеряли все знания, все умения… и вообще все — все. У нас только два пути: либо продолжать вымирать медленно, как мы делаем, либо открыться людям и умереть быстро… если нет другого пути.

Я сказал с неловкостью:

— Пока в самом деле нет, увы. Конечно, вас просто перебьют. И троллей перебили бы всех, если бы это было так же легко…

— Так что… у нас нет шансов?

— Нет, — ответил я честно, — но мы разве не хозяева своих судеб? Если нет шансов, их нужно создавать!

Она прошептала обреченно:

— Разве это возможно?

— У людей все возможно, — заверил я. — Но мне в последнее время перестает нравиться… гм… нечто… это можно назвать доктриной исключительности людей, хотя это и весьма даже льстит. Да, я сперва придерживался ее даже больше, чем церковь… пока еще воинствующая, новички всегда берутся за все с таким энтузиазмом, что перегибают. Так что я сейчас хоть все еще энтузиаст, но уже на распутье.

Она прошептала:

— Это… как?

— Я не уверен, — произнес я медленно, — что доктрина верна. Точнее, не знаю, должен ли хранить ей верность. Если быть совсем уж скрупулезным, то я уже… нарушаю ее… некоторое время.

Она повернула голову, в огромных глазах удивление стало безмерным.

— Как это можно?

— Видимо, можно, — ответил я. — Я поступаю неправильно для паладина, но все‑таки им остаюсь.

Она проговорила жалобно:

— Не понимаю.

— Если поступаю неправильно, — объяснил я, а заодно и себе, — но все же сохраняю свои способности паладина, то, значит, все‑таки поступаю правильно… Потому пока и буду так дальше, а там разберусь… Возможно, отцы церкви, закладывая основы ее работы и выстраивая незыблемые доктрины, не предполагали появление в будущем не только нежити, которую в самом деле нужно уничтожить, но и… гм… людей, что называются эльфами или троллями…

Она брезгливо передернула плечиками.

— Бр — р-р, эти мерзкие тролли… Их надо всех уничтожить!

— Да, — согласился я. — Мне тоже так казалось. Я уже начал было проводить в жизнь этот нужный и правильный процесс… но тогда нужно и эльфов, они тоже не такие, как мы.

— Эльфов нельзя, — возразила она.

— Почему? — спросил я.

— Потому, — ответила она с легким негодованием в голосе на мою тупость, — потому что это эльфы!

Бобик все чаще останавливался впереди и оглядывался с недоумением. Равнина уже перешла в высокогорье, скалы справа и слева, мир здесь кажется созданным буквально вчера, но попадаются и остатки неких древнейших сооружений.

Вот прямо сейчас едем мимо толстой колонны с обломанной вершинкой, там статуя сидящей в позе глубокой задумчивости обнаженной женщины с огромными крыльями за спиной. Не летучемышьими, не птичьими, а из тончайшей серой как бы ткани, натянутой на красиво изогнутые острые углы, выступающие выпукло грубо и зримо.

Оба крыла, красиво заостренные вверху, застыли в готовности ударить по воздуху и взметнуть ее тело в воздух.

Я полюбовался, благо под ноги можно не смотреть, Зайчик осторожно ступает между обломков, но женщина вдруг шелохнулась и, даже не взглянув в нашу сторону, поднялась.

Крылья взмахнули красиво и мощно, в расправленном виде стали еще крупнее, ее тело метнулось в небо неровными, но быстрыми рывками.

Я вздохнул.

— Чего только не увидишь в Мезине… здесь еще тот огород…

Уулла не поняла, судя по выражению лица, посмотрела с недоумением.

— Огород?

— Запущенный, — объяснил я. — Сорняков много.

Она печально улыбнулась.

— А где сейчас не запущено?.. И что не сорняки?