Гай Юлий Орловский - Ричард Длинные Руки - принц

Неподалеку от меня один мужик ткнул в бок другого и сказал возбужденным шепотом:

— Слушай, сейчас будет самое важное. Я уже третий раз слушаю!.. Красотища…

Бейлиф читал так же громко и важно:

— Ни один свободный человек не будет арестован или заключен в тюрьму, или лишен владения, или объявлен стоящим вне закона, или изгнан, или каким-либо иным способом обездолен, и мы не пойдем на него и не пошлем на него иначе, как по законному приговору равных его и по закону страны.

Мужик ощутил за спиной что-то огромное и грозное, оглянулся, вздрогнул, тут же сорвал шапку и низко поклонился.

— Простите, ваше высочество, мы вас не видели…

Я отмахнулся.

— Пустое. Как вам мой указ?

Он посмотрел на соседа, что стоит рядом с открытым ртом и выпученными глазами, спросил с сомнением в голосе:

— Под свободными имеются в виду благородные люди… или… все?

— Благородные люди нередко оказываются неблагородными, — напомнил я, — а вот люди неблагородного сословия иной раз совершают благороднейшие поступки, на которые далеко на все рыцари способны.

Он тоже вытаращил глаза и проговорил потрясенным шепотом:

— Ох… что же теперь будет?.. Это же такая каша заварится…

Я посмотрел на него строго.

— Оккупационная армия, дорогой друг, самая надежная мера от беспорядков. Особенно если превосходит все войска местных лордов в восемнадцать раз!.. Никто и не пикнет.

Он посмотрел еще раз на соседа, что так и не может прийти в себя от того, что грозный лорд разговаривает с ними, простолюдинами, вот так просто, и сказал, гордясь своей смелостью:

— Потому что, если кто пикнет, его удавят прямо в родовом гнезде?

Я кивнул.

— Совершенно точно. Даже не дадут выехать за ворота замка. А ты учитывай и другим всем скажи, что я лорд не только для знатных, но и всех-всех! И что перед законом все равны… в самом деле. Скоро в этом убедятся.

Бейлиф продолжал читать громко, выкрикивая отдельные слова для важности и усиления значимости:

— Все купцы должны иметь право свободно и безопасно выезжать из Ламбертинии и въезжать в Ламбертинию, и пребывать, и ездить по Ламбертинии, как на суше, так и по воде, для того чтобы покупать и продавать без всяких незаконных пошлин, уплачивая лишь старинные и справедливые, обычаем установленные пошлины, за исключением военного времени, и если они будут из земли, воюющей против нас…

Я пустил Зайчика мимо, дальше пронеслись галопом вдоль забора до ворот сада, окружающего комплекс зданий дворца.

В саду пусто, никто не прогуливается по аллеям, чувствуется, что город оккупирован вражеской армией, которой на глаза лучше не попадаться.

Едва мы приблизились к главному зданию дворца, Бобик ринулся в открытые ворота и пропал. Стражи только проводили его обеспокоенными взглядами, но их начальник довольно оскалил зубы.

— А мне нравится, — сказал он откровенно, — когда он пугает ламбертинцев… Ваше высочество, прикажите хоть что-нибудь!

Я соскочил с Зайчика, никто не успел подбежать и ухватить повод, слишком я появился неожиданно, но арбогастр остался на месте и только рассматривал стражей пугающе внимательно, словно выбирал, которого начнет жрать первым.

— А вот не стану, — ответил я злорадно. — Ладно-ладно, сэр Коллинз, не надо хмуриться. Скоро все изменится.

— Еще бы, — ответил он с надеждой, — вы же теперь здесь!

Один страж сказал с некоторым испугом:

— Да, теперь начнется…

Второй добавил:

— Может, бросим все и убежим?

Я хотел нахмуриться, но они посмотрели друг на друга и заржали, как молодые боевые кони.

Когда я миновал холл и вошел в первый зал, наверху с лестницы донесся слабый вскрик, словно среди ночи проснулась в гнезде мелкая птичка, и по ступенькам стремительно сбежала Лалаэль, а рядом с нею прыгал Бобик.

Она с разбегу напрыгнула мне на грудь, вцепилась вся, прижимаясь и вздрагивая всем телом.

— Где ты был, — проговорила она с трудом, — так… долго…

Я охнул:

— Ты что… ревешь?

— Реву, — сообщила она.

— Зачем?

— Мне страшно, — ответила она сквозь слезы, — мне одиноко. Мне грустно и печально.

— Ладно, — ответил я, — пойдем наверх. Устроим пир, ты сразу оживешь.

— Пойдем, — согласилась она.

Пошли мы несколько странно, если так уж смотреть формально: она висела на мне, забравшись чуть ли не на голову, словно кот, которого стараются достать беснующиеся внизу злые и опасные собаки, а я быстро поднимался по ступенькам, одной рукой придерживая ее за ноги, а другой отпихивая Бобика.

В той части, где мои покои, стражи больше, у самых дверей увидел Переальда, старшего над отрядом телохранителей, рядом с ним гигант Хрурт, оба счастливо заулыбались, завидев нас, выпрямились гордо и стукнули в пол древками копий.

— С возвращением, ваше высочество!

— Ричард, — напомнил я, — для старых друзей… без титулов. А то поубиваю всех!

Переальду велел пока никого не пускать, я устал и хочу есть, а потом да, конечно, буду доступен и для народа, но только не ниже баронов, а вот завтра да, совсем подемократичнею, самому стыдно, буду принимать и виконтов…

Лалаэль ест вместе со мной быстро и настолько жадно, что я заподозрил это существо вообще в нелопанье, как щенка, переживающего, что хозяин так давно куда-то ушел…

— И эти пирожные, — приговаривал я, — ты таких еще не пробовала…

Она ахала, в самом деле не пробовала и даже не видела, откуда у меня такое разнообразие, это же невероятно, невозможно, немыслимо!

— Мы рождены, — изрек я, — чтоб сказку сделать былью. А вы, эльфы, чтобы эту быль снова превратить в сказку!..

— Ты чего?.. Ой, сделай вот еще такое же с коричневыми крошками…

— С шоколадом, — подсказал я. — Учи новые слова. А не лопнешь? Вон у тебя пузико вздулось, как у сытого муравья. Или ты скоро яйца откладывать будешь? Яйцеклад не чешется?

Она взвизгнула:

— Убери руки!

— Убираю, убираю…

Посреди комнаты возник светло-серый комок тумана, быстро принял форму слабо светящегося призрака, даже в этом обличье чисто выбритого, с четко прорисованной тяжелой нижней челюстью и несколько лошадиным лицом, крупнолицый и строгий. Лалаэль испуганно подобрала ноги и сжалась в комочек.

— Я примчался сказать, что в этом замке, ваше высочество, вам грозит опасность. Предупредить даже, если это вам как-то интересно.

Эльфийка охнула и, перебравшись в мое кресло, постаралась заползти между мной и спинкой, прижалась, как мягкий и горячий пластырь.

Я выгнул руку и попытался почесать ее за ушами, но не получилось — не осьминог и даже не кальмар.

Логирд наблюдал за нами с холодным интересом исследователя, что посадил двух белых мышек в клетку для опытов.