Жан-Клод Мурлева - Горе мертвого короля

— Прекрати! — скомандовала в конце концов женщина. — Покалечишь!

— Да он орет, мадам! — объяснил мужчина.

— А ты не бей, дурень, тогда и орать не будет!

Так что «дурень» больше его не бил, зато сел чуть ли не всей тушей на своего пленника, чтоб тот и шевельнуться не мог. А женщина снова принялась взбадривать лошадей дикими выкриками.

Не столько физическая боль мучила Бриско, сколько непонимание и страх. «Кто эти люди? Почему они увозят меня?» И самый страшный вопрос: «Что они со мной сделают?» Внезапно насильственно вырванный из привычной жизни, он никак не мог опомниться. Давно ли он сидел, угревшись под полостью, в санях господина Хольма, и старый добрый Буран трусил рысцой, и голова Алекса лежала у него на плече. А теперь какие-то неизвестные бешено мчат его неведомо куда. «Вот этот!» — сказала женщина и указала на него. На него, не на Алекса. Почему? Чем он провинился? За что его хотят наказать?

— Душно! — крикнул он, действительно задыхаясь — не столько от нехватки воздуха, сколько от страха.

— Дать ему, что ли, подышать, мадам? — спросил громила.

— Конечно! Здесь уже никого нет, никто не увидит.

Мужчина передвинулся, к немалому облегчению Бриско, и откинул край парусины — только-только чтоб высунуть голову.

В самом деле, похитителям нечего было опасаться: они мчались по нетронутым снегам, и окружающий дикий пейзаж был мальчику незнаком. На миг он зажмурился от мороза и нестерпимого сверкания снега. Мужчину, сидевшего рядом, ему не было видно, а вот женщина, правившая упряжкой, предстала ему вся вдруг видением ослепительной красоты.

Она правила стоя, невзирая на скорость и тряску, гордо вскинув голову, сжимая в одной руке вожжи, в другой кнут. Полы распахнутого мехового манто плескались по ветру, белокурые волосы стлались в воздухе медовой волной на фоне синего неба. Бриско невольно подумал, что выглядит она потрясающе: было в ней что-то от дикарки и от императрицы разом. Да и от укротительницы тоже, с этим кнутом в руке, — но когда она оглянулась на него, он увидел лицо, исполненное неожиданной нежности. Это мелькнуло на долю секунды, потом она резко отвернулась. Бриско завороженно ждал, чтоб их взгляды еще раз встретились, но женщина теперь смотрела только вперед, с удвоенной энергией погоняя лошадей.

— Ладно, хватит! — проворчал мужчина через некоторое время и бесцеремонно затолкал его голову обратно под парусину.

Только где-то через час ему снова дали подышать вольным воздухом. Женщина гнала упряжку все тем же бешеным аллюром. Бриско видел только ее неподвижный профиль и желтый прищур глаз, всматривающихся в горизонт.

— Обернитесь! — прошептал он, сам не зная толком, почему ему этого хочется. — Взгляните на меня хоть разок!

Но она больше не сделала ни единого движения в его сторону. Он заметил, что солнце теперь светит слева. Значит, они повернули на восток, к морю.

Они достигли его через несколько минут. Это был не порт, а маленький естественный залив. В двух кабельтовых от берега лежало в дрейфе трехмачтовое судно без всяких опознавательных знаков. На прибрежных скалах у пришвартованной шлюпки сидели двое мужчин. Увидев подъезжающие сани, они встали и замахали руками.

— Эгей, Хрог! Все в порядке?

Здоровяк, довольный, наверное, что его назвали иначе, чем «дурнем», весело отозвался:

— Порядок! Подсобите-ка!

Они перетащили Бриско в шлюпку, не развязывая.

— Ну что, Хрог, — посмеиваясь, спросил один, — как она, Волчица, не сожрала тебя?

— Не-а, — отшутился тот, — мясо у меня жесткое, зубы обломала бы! Но я вам здорово рад, ребята. Одному с ней оставаться — это не про меня…

Еще несколько гребков, и они добрались до корабля. Та, кого они называли Волчицей, приехала следующим рейсом. Можно было подумать, что она старается, насколько возможно, держаться подальше от Бриско. Как бы в подтверждение этого она, взойдя на борт, нервно отдала какие-то распоряжения, явно спеша сняться с якоря, после чего скрылась в своей каюте и больше не показывалась.

Матросы ее, видимо, побаивались: работа у них вмиг так и закипела. Очень скоро паруса были подняты, береговой ветер наполнил их и погнал судно в открытое море. Бриско, которого так и оставили на палубе, принялся стонать и извиваться, пытаясь ослабить путы.

— Хрог, да развяжи ты его! — сказал проходивший мимо матрос. — Жалко ведь мальчонку.

— Нельзя, Волчица не велела.

— Ну хоть ноги. Не улетит же он.

— Нет уж. Могу разве что на руки его взять, чтоб поглядел на родной берег. Напоследок…

— Да! — крикнул Бриско. — Дайте поглядеть!

Здоровяк поднял его, как пушинку, спиной к себе, и прошел на корму.

— Ну вот, гляди. Только чтоб без фокусов! Мне неохота за тобой в воду нырять. Тем более я плавать не умею!

Этот берег кому угодно показался бы на редкость неприютным: нависшие, готовые обрушиться пласты снега и черные скалы, о которые бьются свинцово-серые волны, — но Бриско всем сердцем вбирал эту последнюю картину удаляющегося родного острова. Малая Земля… До сих пор он и не сознавал, насколько он принадлежит этой земле, а она — ему. Это было все равно что ходить, дышать — что-то такое, о чем и не думаешь никогда.

— Алекс… папа… мама… — тихо простонал он и в первый раз с момента похищения заплакал горькими слезами.

Его похититель сам по себе жестоким не был. Он лишь слепо повиновался приказам, и, будь ему приказано снова побить мальчика, он бы, безусловно, так и сделал; однако пожалеть он тоже мог.

— Ну, не плачь, — проворчал он, — может, еще когда и вернешься, мало ли что…

Они обогнули островок, заселенный колонией крикливых олушей, потом судно взяло курс на северо-восток. Еще несколько минут — и Малая Земля скрылась из виду.

Волчица раздраженно откинула в десятый, наверно, раз край шторы на окне, выходящем в парк. Ее снедало нетерпение. Она не любила и не привыкла ждать, и затянувшееся отсутствие Герольфа действовало ей на нервы. Во время плавания она почти не покидала каюты, а на палубу выходила, только убедившись заранее, что Бриско там нет. Заключительный этап путешествия показался ей нескончаемо долгим. В порту на Большой Земле они заняли две комфортабельные кареты — одну она, другую Хрог с юным пленником — и мчались во весь опор целый день и следующий тоже, останавливаясь лишь перекусить да поменять лошадей.

Теперь она была дома, в своем логове, как сами они любили его называть. Как же иначе: ведь она была Волчица, а он — Волк. Внушительный помещичий дом, почти замок, возвышался посреди парка, обнесенного крепостной стеной. За стеной раскинулись их владения: поля и луга на севере, на западе — темный ельник, а ниже — озеро, шесть месяцев в году скованное льдом. Она любила это дикое, от всего удаленное место. Она любила возвращаться сюда к Герольфу. Но сейчас Герольфа не было.