Гильберт Бриссен - Книга Лазури

— Не буду, если ты, в свою очередь, больше не будешь играть со мной в мясорубку и котлету. Только не резонируй с этими дурацкими переменными! Давай, тащи сюда свою поверхность.

— И зачем я только с тобой общаюсь? — пробурчал мурлыкающий голос. — Ладно, держи. Имей в виду, мне не так-то просто становиться неопределенным в стабильной точке и наоборот. Делай свое дело и покинь меня.

Фигурным пузырем, вздувшимся в золотистом тумане, передо мной возник знакомый силуэт арабского Кота в Сапогах — к полной неожиданности Суок, которая, икнув от испуга, спряталась за мою ногу. Пощекотав ей пальцами ушко, я окинул взглядом скрестившего руки на груди ракшаса и потянул из кармана фотоаппарат.

Прицел… Щелк! Какой сердитый.

— Стой!

— Да?

— Что за странные варианты ты сейчас задал?

— В каком смысле?

— В прямом.

— Я не понимаю тебя.

— Как меня утомили эти асимптоты. Существо, ты сейчас задал целый веерный пакет переменных самого разного разряда. Что это было?

Я покосился на фотоаппарат. Может, на него это так действует?

— Понятия не имею, честно говоря. Давай-ка повторим, чтобы выяснить. Тебе, надеюсь, не слишком неприятно?

— Неприятно? Пожалуй, нет. Неопределенности они не несут и могут вписаться в мои формулы. Неожиданно — это уже другой резонанс. Предупреждать же надо!

— Слушай, Келли, прекрати уже ныть. Утомляешь. Ничего с тобой не случилось.

— Что такое «ныть»?

— Заниматься тем, чем ты занимался как раз перед этим. Внимание, я начинаю…

Щелк!

— Вот, опять оно! Размер пакета иной, но разряды сохранились. И задаешь этот пакет ТЫ!

— Это не я. Это, скажем так, устройство. Долго объяснять. Покажи, что именно излучает.

— «Показать»?

— Мать тво… — я с трудом взял себя в руки. Этот имбецил и святого Петра до грудков доведет. — Ладно. Искриви свою поверхность так, чтобы относительно тонкий и длинный ее край находился рядом с источником переменных.

Не то чтобы мне на самом деле было интересно, что именно скребет ему задницу, но… в таком деле лучше выяснить все заранее. От исхода нашей встречи зависела судьба всего плана.

Кот наморщил лоб, почесал в затылке и неуверенно протянул вперед лапу — или руку? Указательный палец медленно приблизился к аппарату и навис над блестящим окошечком вспышки.

— Ах, вот оно что! Но ведь это просто свет.

— Я не резонирую с понятием «свет». Что это?

— Но ведь ты сам светишься. Что тут неясного?

— Свечусь? Как это?

— Забей. Просто знай, что это тебе свойственно.

— Нет, погоди, — он возбужденно заходил из стороны в сторону. — Сперва я узнаю, что в моей поверхности разрыва находится какой-то «кот», теперь я еще и «свечусь»! Чего я еще о себе не знаю? Ну-ка рассказывай!

— Откуда мне знать, насчет чего ты в курсе, а насчет чего — нет? Я здесь не за этим, в конце концов. Ты все еще хочешь взглянуть на кота?

— М-р-р-р… разумеется.

— Воспринимай информацию, идущую от этой поверхности, — я настроил яркость дисплея на максимум.

Демон Кеплера — или то место, где его как раз не было, — наклонился к аппарату и некоторое время с интересом изучал снимки.

— Занятно… Это похоже на тебя, существо. По форме.

— Доволен ли ты?

— Да. Теперь расскажи мне про свет.

Я покачал головой.

— Не так быстро. Тебе не кажется, что в наших отношениях не хватает константы?

— Какой константы?

— Элементарной. Не извлекая для себя никакой выгоды, я пришел к тебе и дополнил твою картину Вселенной. Не будет ли логичным с твоей стороны сделать что-нибудь для меня? Тогда недостача пропадет и тождество стабилизируется.

Тьфу. Облекать мысли в математические формулировки невероятно утомительно.

— Хм… Пожалуй, ты прав, существо, это логично. Чего же ты хочешь?

— Твоя протяженность ведь ограничена Вселенной, так?

— Конечно, — слегка самодовольно мурлыкнул он.

— Можешь ли ты найти в своем поле точку с определенными параметрами и доставить меня к ней?

Где-то далеко забили беззвучные барабаны. Его ответ очень многое решал…

И решил-таки.

— Разумеется, могу. Каковы параметры точки?

— Покажи ему, Бэрри-Белл, — я протянул вперед руку с мерцавшим на ногте указательного пальца духом.

Ярко-желтая искорка вспухла и налилась красным. Потом в ней начали пульсировать черные вспышки, замелькали рваные картинки. Я поспешно прикрыл рукой глаза Суок. Через несколько секунд я решил отвернуться и сам.

Некоторое время прошло в молчании.

— Понятно… Очень интересное уравнение. И оно действительно не так давно вошло в мое поле.

— Можешь доставить меня к этой точке?

— Я же сказал, что могу.

— Тогда открой дверь туда.

— Какую дверь?

— В поверхности разрыва. Как в прошлый раз.

Пожав плечами, кот пошарил у себя в ухе и извлек оттуда здоровенный дверной проем. Только не просите меня описать, как это выглядело.

— Счастливо оставаться, — я взялся за ручку.

— Эй, постой, а как же свет?

— Увы, не имею возможности, — видя, что он протестующе открыл рот, я поднял ладонь: — Только давай без истерик, хорошо? Поищи себе другого рассказчика. А я занят.

— Но я хочу знать.

— Значит, кто-нибудь к тебе заглянет и объяснит. Смотри на жизнь позитивно: я ведь все равно покидаю твое поле. Значит, пропадает асимптота. Обижаться не на что.

Полузабытый порыв ветра, толкнувший нас с дочерью за дверь, больше всего напоминал раздраженный пинок под зад.

Чернота.

После мягкого сияния тела Келли новое место казалось слитком твердого мрака. Именно твердого — хотя здесь я был абсолютно свободен, в отличие от золотого тумана. В этой темноте свет выжить не мог, потому что его там никогда не было. Она не знала его и не пожелала бы с ним уживаться. И вместе с тем я видел каждую деталь, каждую соринку на сером каменистом плато, длинным мысом нависавшем над бескрайним и бездонным провалом — то ли Бездной Ерквиста, то ли Изначальной Ночью Гинунгагап. Слепое небо над нами было цвета сгоревшего угля.

Свесив с обрыва ноги, спиной к нам сидела сгорбленная маленькая фигурка в красном.

Мы ступили на плато. Облачка серой пыли медленно всколыхнулись в воздух.

— Здравствуй, Пятая.

Какое-то мгновение тишина лениво колыхалась над миром темным матовым плащом.

— Я не… Пятая…

Сами боги возмездия содрогнулись бы от звука этого ломкого, шуршащего голоса. Спина сгорбилась еще сильнее. Золотые волосы задрожали в пыли. Ее руки стискивали что-то у шеи, она покачивалась взад-вперед, словно пытаясь вдохнуть.

— Я не… не Пятая…

Я молча ждал. И она сникла вконец, уронив руки.

— Я… ничья.

По-прежнему держа Суок за руку, я быстро прикоснулся к ее разуму.

Ты слышишь меня? Да, конечно. Ты так давно со мной не говорил! Послушай меня, дочь, это серьезно. Да, Отец? Делай все, как я говорю. Не удивляйся, если тебе это покажется странным. Так надо. Хорошо, Отец. Я люблю тебя. Я тебя тоже, дочь. Верь мне. Я верю.