Гильберт Бриссен - Книга Лазури

— Почему ты здесь, а не со всеми? Ты преследовал нас?

— Нет, я не осмелился бы — но я видел, видел это раньше, пытался рассказать, предупредить…

— О чем? Я не понимаю…

— Рожденный здесь в несчастный час, в подарок — или в наказанье? — я получил видений дар, — немного успокоившись, заговорил птах, — Все не любили слушать "эти бредни", но и молчать было нельзя, ведь твой приход, мой бог, я видел ясно и не мог поверить, как просто истребишь ты свой народ.

— Пока что я не собирался ничего такого делать, малыш.

— Мы вышли из глубинных вод, чтобы искать новый дом, и поселившись тут, навлекли на стаю твой гнев. Только немногие понимали, что наши дома и пища не дары природы, а скорее сокровищница, которую мы грабим. И вот, спустя столько лет, ты явился за своим, Великий Пожиратель.

— И многие знают обо мне?

— Все, господин. Я кричал на всех перекрестках, я говорил и старым, и малым, я учил их — но они прогнали меня, не желая слушать. Глупые, глупые гварки, желавшие просто жить спокойно!

— Что же ты будешь делать теперь, мой маленький пророк? — Маска Лжеца силилась улыбнуться ему, но я запретил.

— Расскажу всем…

— Снова расскажешь? Или на этот раз ты будешь убедительнее?

— Я… я… но что же еще делать?

— Стань моим голосом, изгнанник. Возвести мой приход, и останешься жив.

— Но они не поверят…

— А над этим мы сейчас поработаем.

Мой план был прост, но эффективен. Сама судьба привела мне эту несчастную пташку, провидца, повторившего судьбу Кассандры, и в моих руках оказалась неожиданная возможность сделать его пророчества истиной. Оставалась малость — гварки должны были ему поверить.

Антракс

Я сидел на диване, держа на коленях Наташину голову. Мы уже давно привыкли к этому молчаливому времяпрепровождению, когда я приходил к ней, а она меня почему-то не гнала. Мы не беседовали и не двигались, только моя рука чуть гладила ее по волосам. Вы когда-нибудь оказывались в положении соломинки? Или спасательного круга? Или зощенковской «рогульки»-мины? С ними не говорят. За них просто цепляются и держатся мертвой хваткой. Мы даже ни о чем не думали.

Но в этот вечер мой мозг кипел в работе. Следовало действовать очень осторожно, мягко подавить недоверие и страх, заставить ее не сойти с ума, когда все произойдет. Не хирург требовался ныне, а терапевт. Придется стать врачом. Что ж, если понадобится, я стану сталеваром или кошмаром Дика Форреста — продавцом безопасных бритв. Да хоть клоуном.

— Как ты думаешь, как она там? — нарушила она молчание впервые за долгое время.

— Ей хорошо. Ты ведь там была.

— Да… Я просила главврача дать мне пожить в больнице, но он не позволил. Боится.

— Чего?

— Что с ума сойду, наверно. Он вообще добрый, только строгий очень. И в людях плохо разбирается. Фрейдист.

— Хочешь, я с ним поговорю?

— Не надо… Где я потом работу найду? Да и не сделал он ничего такого уж. Кто я? Медсестричка без высшего образования. Ничего я в этом не понимаю. Помощи от меня никакой. Зачем душу жечь?

— Душа есть только тогда, когда болит. Так считают люди.

— Угу… Мне дед то же самое говорил когда-то. Атеист был, партработник… а в душу верил. И я тоже верить хочу. Она ведь такая маленькая, жить ей да жить еще. Как ты думаешь, может, у детей есть душа? Может, Бог им не дает умирать рано? Воскреснет где-нибудь вдалеке, у другой звезды… Хоть зверьком… цветочком…

Хриплый, тяжелый и безжизненный, ее голос был в сотни раз хуже гнева или слез.

Я снова погладил ее по голове. Сейчас или никогда.

— Я не знаю, Ната, — произнес я тихо. — Но люди лгут, душа есть, и она действительно бессмертна. Не знаю, где сможет возродиться Лена сама по себе, но я могу устроить так, что это произойдет недалеко от тебя. Если ты дашь мне свое согласие.

Ее плечи замерли. Я тоже застыл, ожидая ответа.

В следующий миг мое бедро пронзила острая боль, заставившая меня вскрикнуть. Сквозь мгновенно намокшие джинсы в мясо твердой рукой была всажена острая китайская шпилька, выхваченная из русых волос. Наташа вихрем взвилась с дивана, отпрянув на метр. Ее лицо ныне было лицом разгневанной Горгоны — мраморно-белая маска ненависти, пальцы хищно сгибались, даже волосы будто шевелились вокруг лица.

— Убирайся!

— Что?..

— Убирайся из моего дома!

— Постой!..

— Убирайся! — ее рука метнулась вперед. Я еле успел отбить в сторону выпад еще одной шпилькой-кинжалом. Тут же узкая ступня двинула меня по голени, острые ногти резнули по щеке. Вскочив с дивана, я отступил подальше, закрываясь подхваченным валиком. Она стояла, опустив руки, пронзая меня взглядом, где безудержный гнев уже уступал место ледяному презрению.

— Тебя что, пиявка укусила?

— Ты ведь из этих, да? — процедила она, глядя поверх меня. — Из грабовистов? ДРУГГ или как вас там? Что же я за дура, сразу не догадалась. Выследили, значит, вызнали все, суки. И конкурента грохнули заодно, да? Потому и помог? А может, он на вас и работал? Трупов-то я не видела. Ты ведь и соврешь — недорого возьмешь.

Дерьма на голову. Мне. Я даже не представлял, что мои слова могут быть так поняты.

— В общем, так, — она отвернулась и подошла к окну. — Можешь уматывать к своему патрону — его ведь недавно выпустили, так? — и сказать ему, что на мои деньги он может не рассчитывать. Моя сестра умрет так или иначе, и за сладкие байки я не собираюсь выкладывать зелень. Зря ты меня выслеживал. Небось, теперь не заплатят, а? Пошел вон.

— Ната, погоди…

— Пошел вон.

— Да дай ты мне хоть слово…

— Пошел вон!

Ну это уж слишком. Я ведь тоже человек, а не животное, мать твою за ногу!

— Дура психованная! — рявкнул я так, что зазвенели стекла в окне, а она испуганно обернулась. — Истеричка! Что у тебя в головенке, что ты все меряешь на деньги! Я тебе хоть раз сказал про эти сраные деньги? Хоть слово? Да что с тебя слупить можно, дура! Ты же нищая!

— Ах ты…

— Как это замечательно, дерьма всем полную шляпу! Сперва ты чуть не разносишь мне голову булыжником, потом обвиняешь в какой-то дури, теперь это! Как ты так можешь вообще?! Тебя что, обманули в детсаду, что ты всех подозреваешь во всяком говне? Заебись неделька начинается! Тебе помощь предлагают, а ты… Да пошла ты!

— Как ты можешь? После того, что…

— Желаю удачи!

Не думая о последствиях, я развернулся и вышел в прихожую.

— Стой!

— Что?

— Кто ты?

— Неважно.

— Кто ты? — требовательно спросила она. — Тебе не нужны мои деньги? Тогда кто ты такой вообще? Зачем ты пришел? Зачем убил… да, ты действительно их убил… Зачем? Что ты за человек?

— Хрен без шапки, — я уже обувался.

— Да стой ты! — за спиной послышались быстрые шаги, и рука, цепко схватившая мой локоть, развернула меня лицом к ней. — Что тебе нужно, если не деньги?