Гай Орловский - Ричард Длинные Руки - рейхсфюрст

Я пробормотал:

— Тоже надеюсь на это. Ты откуда?

— Из Горнолесья.

— Это где?

— Северная часть Варт Генца, ваше высочество!

Я повернулся к другому:

— А ты?

— Из племени яверлов, — отчеканил он гордо. — Отважное племя Горящих Долин на западе Скарляндии!

— Отлично, — одобрил я и повернулся к третьему: — А ты?

Он правильно понял вопрос, сказал быстро:

— Ваше высочество, я из королевства Бурнанды. Мы тут рядом с Турнедо, и когда услыхали, что набирают народ в армию и неплохо платят… Со мной еще несколько парней пришли.

— Отлично, — повторил я и, возвысив голос, сказал торжественно: — Теперь вы все прежде всего воины Христа!.. И будете сражаться за торжество справедливости на свете, за честь и достоинство, за Добро и Свет, за все лучшее, что мы должны сберечь и отстоять!.. И Отечество для нас будет то, которое создадим!.. Ура!

Они дружно прокричали «ура», я поулыбался, подвигал над головой рукой с растопыренной пятерней, но не слишком растопыренной, а то как-то слишком, расслабленно растопыренной, мол, все у нас прекрасно, от победы к победе, отныне и навеки, от забора и до обеда, мы — армия, а значит — мы победим и всех нагнем во славу Добра и Торжества всего лучшего, а лучшее, понятно, это мы сами, такие вот замечательные.

Варт Генц, Скарлянды, Турнедо, Армландия, Сен-Мари… это все географические понятия отныне, но об этом пока знаю только я. Ну, еще догадываются некоторые наиболее прозорливые из моих близких военачальников. А впереди у нас та некая общность, границы и параметры которой даже я вижу смутно, но буду жилы рвать, чтобы все это сделать и выстроить.

Сильные мужчины рождаются и живут, чтобы переворачивать мир и делать его лучше, а слабые… ну, слабые пусть занимаются сексом. Они больше ни на что и не способны.

Подозвав Клемента, я сказал строго:

— Сэр Фицджеральд, вот вам карта, маршрута придерживайтесь строго! Иначе местные лорды сочтут это вторжением и начнут с нами войну.

Он посмотрел на меня испытующе.

— Судя по вашему голосу, ваше высочество, вы не намерены двигаться во главе своего войска?

— Как раз намерен, — возразил я. — Только несколько забегу вперед, посмотрю дороги. Ну, чтоб никто не споткнулся.

Он кивнул, лицо оставалось серьезным.

— По-вашему, это во главе, если между вами и передовыми частями войска будет разрыв в сотню-другую миль?

— Ну, не в сотню, — возразил я, — что вы уж так… Но, если честно, я все больше ломаю голову над проблемой коммуникаций. Гонцов на скоростных конях не хватает. У графа Ришара… то бишь герцога, их было не так уж и много, и тех он использует для своей армии, а других я пока не отыскал. Вот и приходится самому затыкать все дырки и прорехи… Слыхали, наверное, насчет затычки в каждую бочку?.. Так вот это я, дорогой граф. Когда-то решим и эту задачу, я уверен, но пока вот так… С Богом!

Дорога, по которой двинется армия под началом Клемента, идет по большей части ровно, колеблясь направо и налево только по необходимости, когда нужно обогнуть слишком дремучий лес, топкое болото или каменистое нагорье, выдвинутое подземным толчком из пылающих глубин.

Я пересек королевство на такой скорости, чтобы успевать видеть, что армия встретит на пути, а когда впереди раскинулась ровная степь, заросшая сочной травой, я повертел головой в поисках дороги, ибо, как догадываюсь, здесь граница с Ламбертинией, и то опасное место, что заходит краешком и в Шателлен, как раз передо мной.

Некоторое время я вертел головой, совсем как буриданов осел, а потом уже как валаамова ослица упрекнул этого жалкого труса: неужели в самом деле говорил Найтингейлу правду? И в самом деле тени своей шарахаюсь?

Да за тысячи лет со времен великих войн любая зараза повымерла, мутанты передохли, так как у них, как у мулов, практически не бывает потомства, и здесь правят не чудовища, а всего лишь слухи о них.

Я сказал дрогнувшим голосом:

— Бобик… Ничего не чуешь?.. Я тоже… А ты, Зайчик?.. Ну, ты вообще у нас прямо сэр Растер. Тогда осторожненько прем напрямик… Но прем на цыпочках.

Зайчик не совсем понял, как это переть на цыпочках, но все-таки пошел осторожно, поглядывая по сторонам с недоумением, пару раз нагнулся на ходу и сорвал верхушки сочной травы.

Бобик снова ринулся вперед, но часто останавливался и смотрел с вопросом: идем или сворачиваем?

— Идем, — ответил я обреченно. — Мы же первопроходцы? Если и армию здесь проведем, о таком будут говорить больше, чем о победе над Ламбертинией!

Бобик мотнул головой, соглашаясь, он всегда согласен, идеальный компаньон, Зайчик тоже идет без всякой настороженности, а я, как ни старался уловить какие-то флюиды, тоже ничего не чувствовал.

Хотя, конечно, не все можно ощутить даже при моей повышенной сенситивности…

Иногда Бобик подпрыгивает, что-то ловит в воздухе, мое сердце всякий раз обрывается в пропасть. Понятно, после Великих Войн Магов рождалось много мутантов, большинство благополучно помирало сразу, но часть выживали и становились ужасающими чудовищами, хуже того — в некоторых случаях давали еще более ужасающее потомство.

Как я понимаю, выжившая в своих катакомбах церковь искала пути защиты «чистого» человечества, одной из таких разработок и был лук Арианта, чьи стрелы особенно точно и смертоносно разили все, в чем человеческий генокод оказался нарушен.

Все мутировавшие организмы назывались общим словом «нечисть», народ понимает только простые слова и понятия, и потому несчастные, виноватые лишь в том, что родились такими и не могут не быть каннибалами или вампирами, были объявлены порождениями дьявола, а таких нужно истреблять и уничтожать с чистой совестью и без сострадания.

Появились паладины, ревностные защитники человечества от быстро плодящихся тварей, часть из которых просто мутировавшие животные, а часть — бывшие люди, почти потерявшие связь с теми, кем были раньше.

У паладинов было свойство, то ли выработанное, то ли привитое в церкви, что позволяло и позволяет доныне чуять нечисть издали и в любом облике, а еще у них чрезвычайно сильна защита от их влияния.

Хотя, увы, не такая уж совершенная, хотелось бы помощнее что-то.

Впереди сгустился воздух, так бывает над чем-то накаленным, теплые струи становятся видимыми, словно прозрачная вода, что устремляется кверху.

Я торопливо придержал Зайчика, Бобик сам уловил мой неслышимый приказ и замер, глядя то на меня, то на это явление.

Хорошо бы просто мираж, хотя не те широты. Тогда непростой мираж, я подобное уже встречал. То ли трехмерное граффити, то ли объемные чертежи будущих построек, которые так и не воплотили.

Но здесь, если присмотреться, видна стена, что существовала в реальности, следы от зубов времени остались, но в то же время что за фокус, когда от умершего или погибшего здания тоже остается призрак, как от человека?