Кирилл Кащеев - Хадамаха, Брат Медведя

– Содани, – выдохнул Хадамаха. – Там, внизу, он чудище с жалом да на четырех ногах, а по Среднему миру ходит на двух, Рыжий огонь для игры в мяч использует и на человека вроде похож. Ну, по крайности, пока молчит, – критически добавил Хадамаха.

– Более удачный эксперимент, – непонятно пробормотал Хакмар на своем южном жаргоне. – Испытание модели в полевых условиях…

– Если он туда-сюда шастает, глядишь, и с собой проведет, – торжествующе закончил Хадамаха. – Ковец-Гри рассказывал – за Содани может храмовый стражник явиться, позвать, на площадку например, для дела какого – проверить, как кузнецы поверхность загладили или еще что. У площадки сейчас и нет никого, никто нам не помешает. Правда… не знаю, сумеем ли мы его заставить. Он хоть и чудище красноглазое, а все-таки игрок в каменный мяч, среди нас слабаков не бывает! – с невольной гордостью добавил он.

– Можешь не волноваться! – покровительственно хмыкнул Хакмар. – На такой сложный случай у нас черный шаман есть! – и он похлопал Донгара по плечу.

Тот кивнул – и лицо у него стало… более соответствующее легендам о страшных Черных, властителях духов, чем обычная его идиотски добродушная ухмылка.

– Только где мы храмового стражника возьмем, чтоб Содани выманить? – нахмурился Хакмар.

– Можешь не волноваться! – подражая его покровительственному тону, хмыкнул Хадамаха. – На этот сложный случай у нас дядька Пыу есть!

– И… десять! – отвешивая по вздрагивающей щуплой спине последний удар, храмовый палач свернул кнут и ухмыльнулся. – Говорил же, понравилось тебе у меня – возвращаешься часто. Что, не так сладко на храмовой службе, как думал, а, десятник?

– Хадамаха! – приподнимаясь со скамьи, ненавидяще выдохнул Пыу. – Хадамаха! – это прозвучало как проклятие. Щуплый десятник с всхлипыванием утер потекший соплями нос. Хадамаха виноват, что вся жизнь Пыу пошла наперекосяк! Из-за Хадамахи он попал в проклятую храмовую стражу! Не отправил бы его тысяцкий в храм с сообщением о краденых оленях – служил бы спокойно с «городскими». Все Хадамаха, всегда он! И арестованных у Пыу перехватил, и с храмовым указом подставил – не вертись Хадамаха рядом со своим билом дурацким, разве ж госпожа жрица велела бы пороть такого верного и преданного человека, как Пыу? А самая первая порка, которую ему та девчонка – то ли жрица, то ли не жрица – прописала? Пыу спиной чуял – и тут без Хадамахи не обошлось! Хадамаха – злой авахи всей его жизни! Если б не он – все б по-другому сложилось! И мать Хадамахина вышла бы за Пыу, а не за отца Хадамахи – и Хадамаху бы даже не родила!

Ковыляя, Пыу подобрался к своим вещам, протянул руку… его куртки, синей куртки с оттиском Огня на спине не было!

– А где… кто… куртка моя где? – вертясь на месте, как гоняющийся за хвостом пес, завопил Пыу.

– Куртешку потерял? – ласково спросил палач и довольно взмахнул кнутом. – Значится, вскорости еще свидимся! За утерю снаряжения, знаешь, сколько плетей полагается?

– Десять? – замирающим голосом спросил Пыу.

– Двадцать! На повышение пойдешь, десятник! – И палач зашелся мелким кудахтающим смешком.

Пыу вскинул кулаки и потряс ими в темные равнодушные небеса.

– Хадамаха! – от его вопля сморгнули даже звезды. – Сколько ни прячься, я все равно чую, это все ты!

На соседней улице Хадамаха невольно присел от этого крика. Смущенно поправил спрятанную на груди синюю куртку храмового стражника и поспешил дальше.

Хадамаха стянул с плеч мешок и аккуратно опустил на пол. Прикрытое его старыми драными штанами металлическое яйцо глухо стукнуло в утрамбованный пол. Мальчишка облегченно перевел дух. Металлический шар оказался не особо тяжелым – просто ощущение, что таскаешь на спине примерно так Дневной запас Голубого огня… Амбе не пожелаешь такого ощущения! И оставлять нельзя – мало ли кто его в шаманском городке найдет! Знает он этих шаманов – одно беспокойство от них. И он мрачно покосился на Донгара.

– Хорошее местечко, однако, – довольно сказал черный шаман, расставляя по всей комнате медные плошки с курящимися в них сухим можжевельником и чагой.

– Да, хорошее. Было, – сказал Хадамаха. Если закрыть глаза, можно представить себе, что на длинных скамьях вдоль стен, неспешно бинтуя руки, сидят игроки, а мимо них, яростно разминая пальцы, вышагивает командный тойон. Если закрыть уши, представлялся гул зрительских скамей и даже грохот каменного мяча по площадке. Все это было, было – один раз. Один-единственный Хадамахин матч.

Он крепко прижался лбом к оконному льду. От скамей остались лишь зола да почерневшие обугленные пеньки. На искореженном Рыжим огнем медном круге игровой площадки четко выделялся починенный жрицами да кузнецами кусочек – приглаженный да брошенный. И ни души вокруг. Жрицы в храме. Кузнецов Советник отправил на восстановление города. Игроки – кто где, двоих Хадамаха видел, когда те разбирали развалины. А единственный уцелевший деревянный домик для игроков под площадкой стал приютом черного шамана!

– Не горюй, мальчик-медведь! Починят тут все – лучше прежнего будет! Поиграешь еще, – сказал Донгар, поднося Огонек малого храмика к курильнице.

Хадамаха покосился на него – верно говорят про Черных, что те души человеческие как берестяной свиток читают. Может, и правда есть у них шанс? У них – но не у него.

– Не поиграю, – с трудом разлепив губы, покачал головой мальчишка.

Интересно, они хоть понимают – Донгар, Аякчан, Хакмар, – что скорее всего не доживут до Рассвета? Даже если сумеют перекрыть путь к Огненному озеру раз и навсегда – жрицы не простят. Королева станет их искать. Всегда. Не будет им места в Среднем мире. Шаману хорошо, он Черный – в Нижний уйти может. И Аякчан тоже – если уж она и впрямь дочь Уот Огненной да Эрлика Нижнего. Да и Хакмара там наверняка примут. А куда податься ему? Хадамахе как никогда раньше захотелось к маме. «Не грусти, мой маленький печальный медвежонок, – сказала бы она. – Все обойдется». Нет, мама, не обойдется. Победят они или проиграют – твой сын Хадамаха больше не вернется к племени. Глаза защипало, Хадамаха украдкой шмыгнул носом.

– Ай-ой, ты чего? – конечно, Черный услышал и, конечно, не стал делать вид, что не слышит. – Расстроился, однако?

– Ничего я не расстроился, – буркнул Хадамаха. – Я просто… просто так… – От кого-то он уже слышал про «просто так». А перед глазами, как назло, – медвежий праздник, мать в праздничном халате пляшет, руки в воздухе мечутся, как две птицы. В глазах защипало совсем нестерпимо.

– Я давно спросить хотел, – любопытно косясь на него, спросил Черный, – какой у вас, у Мапа, медвежий праздник?

Хадамаха ответил ему мрачным взглядом – а вот в голову к нему лезть вовсе не обязательно! Содани придет – к нему и лезь!