Кирилл Кащеев - Хадамаха, Брат Медведя

– Ай-ой, ты только не обижайся! – немедленно засмущался Черный. – Я к тому… В других-то племенах медвежий праздник – когда медведя того… забили да едят, – физиономия у него стала такая виноватая, будто он лично всех родичей Хадамахи по сивирским лесам поел. – А вы же сами… ну вроде как… Вы кого едите, однако?

Не сводя с Донгара все такого же мрачного, выбирающего взгляда, Хадамаха оскалил внушительные клыки и громко, с чавканьем облизнулся широким, как лопата, языком.

– Нет! – мгновенно бледнея, прошептал Донгар.

Хадамаха враз почувствовал, как Ковец-Гри-шаман говорит, – настроение улучшилось. Черный испуганно заглянул ему в глаза и расплылся в неуверенной улыбке.

– Шутишь, однако, да?

Хадамаха не выдержал и засмеялся.

– А я-то, чурбан, поверил! – облегченно вздохнул Черный. – Ты мне вот еще что скажи, – подсаживаясь к Хадамахе, он воровато оглянулся на Аякчан и зашептал ему прямо в ухо, щекоча дыханием: – В пауле мальчишки рассказывали, а я не знал, правда или вранье, и спросить боялся – засмеют, однако. Говорят… Если медведь на тебя кидается, а у тебя ни ножа, ни копья, можно ему руку в пасть засунуть и за язык схватить!

– Можно, – с каменным, как у самого Богдапки, лицом согласился Хадамаха. Поглядел в обрадованную физиономию черного шамана и так же невозмутимо добавил: – Руки – они вкусные. Говорят.

Обрадованное выражение застыло на физиономии Донгара. Сменилось задумчивым. Наконец дошло – и тощие щеки еще больше опали от разочарования.

– А я-то думал… – пробормотал он, но, видно, решил прояснить все спорные вопросы до конца. – Еще говорят, медведя без оружия добыть можно – даже не голыми руками, а одним пальцем! – и мальчишка сунул под нос Хадамахе вытянутый палец, чтоб тот не сомневался, каким именно.

Хадамаха внимательно палец оглядел – не впечатлял. Тощий и ноготь обкусанный. И вот с этим – против целого медведя?

– Надо только дождаться, пока медведь из берлоги вылезет, самому туда нырк – и затаиться!

– И что? – недоверчиво переспросил Хадамаха. Пока что больше походило на доставку в берлогу – любой медведь искренне обрадовался бы, найдя по возвращении такого «затаившегося» – пусть даже тощего, как Донгар!

– Как что, как что! – занервничал Донгар. – Медведь – он же в берлогу задом влезает?

Хадамаха кивнул – ну а как в нее влезать? Медведь большой, берлога маленькая…

– Вот как зад медвежий проход-то закроет, как на тебя двинется… – азартно продолжал Донгар, – …тут ты пальцем… – Донгар снова предъявил палец, – прямо ему в зад – тык! Медведь палец у себя в заду почует, замрет и… Помрет на месте! – выдохнул он и уставился на Хадамаху восторженно выкаченными глазами. Палец – страшное оружие охотника – так и торчал у Хадамахи перед носом, как немая угроза.

– Не надо палец в зад, – слабо-слабо всхлипнул Хадамаха. – Я лучше прямо так на месте помру!

– Почему? – доверчиво поинтересовался Донгар.

– Палец у тебя больно грязный, – валясь от хохота на скамью, выдавил Хадамаха.

Донгар критически повертел охаянный палец перед глазами и пробубнил:

– Можно подумать – у медведя зад чище! Ежели неправда, так и скажи! Смеяться-то зачем?

Хадамаха свалился со скамьи.

– Вы сейчас у меня оба на месте помрете! – люто прошипела Аякчан, и на скрюченных пальцах у нее заплясали синие искры. – Нашли время для шуток, когда Хакмар там, может быть…

– Надо было мне в храм пойти, однако, – немедленно меняя обиженное выражение лица на привычное виноватое, вздохнул Донгар.

– Ну и что бы ты там сказал? – немедленно взъелась на него Аякчан. – Ты только с духами говорить умеешь да еще вот… с медведями! А с людьми двух слов связать не можешь.

– Был бы тут Хакмар, сказал бы: да разве жрицы – люди? – неожиданно выступил Черный.

Аякчан поглядела на него изумленно – будто лавка под ней вдруг начала непочтительность к Храму демонстрировать! – но с темы себя сбить не позволила:

– Хакмара тут нет! Он там, в храме! А если догадаются, что он никакой не стражник? А если ваш Содани ему не поверит? Почему туда должен был идти Хакмар?

– Потому что Хадамаху знают, а я умею только с медведями разговаривать, – ответил Черный, и была на его тощей физиономии такая серьезность и кротость, что при всем желании заподозрить его в насмешке не получалось.

– Могла я пойти. Жрицу бы точно не заподозрили! – звонко шлепая босыми пятками по утрамбованному полу, Аякчан меряла комнату игроков нервными шагами.

Напоминать, что именно на нее выдан Храмовый указ, Хадамаха не стал. Не по злобе бесится девчонка (во всяком случае, сейчас).

– Нравится он тебе сильно, да, Аякчан? – пряча глаза, тихо спросил Донгар.

Аякчан повернулась к нему так стремительно, что плотно стянутый хвост голубых волос за ней не поспел – разлетелся, как брызги над ручьем, прочерчивая в воздухе четкую дугу. Глаза ее моментально приняли треугольную форму и налились сапфировым блеском, топя зрачок в сплошном сиянии.

– А тебе ч-ш-што за дело? – прошипела девчонка, и между губ у нее снова проглянул раздвоенный язык. – Все забыть не може-ш-шь, что я твоя небесная жена?

Хадамаха завертел головой, поглядывая то на одного, то на другую. Отношения у этих троих позапутаннее, чем даже в модных нынче долгих сказаниях-олонхо, от которых так млела его бабушка! Сказания порой тянулись по нескольку Дней, и бабушка исправно отправлялась за очередной новой песней – в последнее время их стали называть сериями. А учитывая, что на каждой площади тянул свой сказитель, старушки-любительницы только и шмыгали от одного к другому, порой сбиваясь в кучки, чтобы обсудить захватывающий факт, что «она его полюбила, а он оказался ее родным братом!». Стражники шалели – шмыгающие и обсуждающие старушки затрудняли уличное движение, а порой даже напрочь останавливали торговлю. Хадамаха с дядей были исключением – им сериалы нравились. Самое спокойное время в их доме!

– Отойди от меня подальше и даже подходить не смей! – продолжала шипеть Аякчан. – Есть у тебя твоя стойбищная Нямка, вот и проваливай к ней!

– Она не стойбищная! – вдруг заорал Донгар так, что казалось, сломанная игровая площадка затряслась, качаясь на уцелевших опорах, а Аякчан застыла с открытым ртом, глядя на разбушевавшегося Черного. – А если и стойбищная, все равно она лучше, чем такая ведьма-албасы, как ты! Может, она Голубым огнем и не повелевает, зато и не пилит никого, как артель лесорубов! Может, у нее мама не Уот Огненная, а всего-то лесной дух мис-не, зато… зато… – Донгар явно сбился, отыскивая преимущества обычного лесного духа над верхним. Отыскал. – Зато она мне нравится, ясно? – выпалил он. – Нямка, в смысле, а не мама ее! А тебя я что, за косы держу? Бери своего Хакмара и провались с ним хоть в Нижний мир! С папой Эрликом его познакомь! Если Хакмар, конечно, согласится, ты, девочка-пила!