Кирилл Кащеев - Хадамаха, Брат Медведя

– Человек в лохмотьях штанов все-таки выглядит приличнее, чем человек совсем без штанов! – тяжело дыша и опираясь о стену, прохрипела Аякчан.

– А медведь в штанах на завязочках выглядит полным придурком – хоть для людей, хоть для медведей! – вполне по-медвежьи рявкнул Хадамаха. – И не надо мне тут говорить, что я и без того придурком выгляжу! – оскаливая внушительные желтоватые клыки, рыкнул он на открывшего было рот Хакмара. – Я вам не Донгар!

– Я только хотел спросить – а где Донгар? – несколько смущенно пробормотал южанин.

В воздухе раскрылось темное окно, остро пахнуло черными водами Великой реки – и в Средний мир торжественно вступил черный шаман. Полностью готовый. С расписным бубном в руках и в полном одеянии для камлания духам Нижнего мира: в медвежьей шапке с бубенцами и расшитом медвежьем плаще.

В горле Хадамахи вскипел глухой рык, а волосы на затылке встали дыбом. Невольно мальчишка припал на четвереньки и застыл так, клокоча горлом и раскачиваясь, как медведь на лапах. Теперь он понимал, почему, если верить Аякчан, тысячу Дней назад его сородичи и он сам – тогдашний он! – выступили с храмовницами против Черных!

Не замечая обуревающую Хадамаху ярость, нынешний Донгар уставился на дергающегося в путах Содани…

– Долго возились, однако! – с упреком выпалил он.

– Сам бы попробовал! – рявкнула на него Аякчан.

– Сейчас и попробую, – предвкушающе заявил шаман. – Но-но, не балуй мне тут! – и как потянувшегося за лакомством оленя, хлестко шлепнул ладонью по метнувшейся к нему паучьей лапе Содани. И принялся деловито расставлять вокруг скамьи курильницы.

– Что ты собираешься делать? – с любопытством спросил Хакмар, наблюдая, как, сосредоточенно бормоча под нос, черный шаман распределяет курильницы в ему лишь ведомом порядке да растягивает веревку вокруг скамьи с пленником. Донгар не ответил, кажется, даже не слышал. Откликнулась Аякчан:

– А что все Черные делают – правила нарушает! – Поглядела на непонимающую физиономию Хакмара и, неодобрительно поджимая губы, пояснила: – Как шаманы лечат – вытягивают из больного дух болезни в себя и в себе уже его душат. Или в предмет какой пересаживают, а тот – в Огонь… А этот… – она с некоторой даже брезгливостью кивнула на Донгара, – собирается сделать наоборот. Сперва взять духа в себя, а потом подсадить его в того… – она кивнула на привязанного Содани с еще большей брезгливостью. – Чтоб дух у него в мозгах покопался. Если там, конечно, есть мозги, – задумчиво добавила она, разглядывая приплюснутую головенку Содани.

Тварь, недавно то ли бывшая, то ли казавшаяся человеком, распахнула пасть, и сквозь мелкие зубы вырвалось шипение:

– Ничего вам не с-скажу!

– Разве я тебя о чем спрашиваю, однако, – откликнулся Черный. – Я вообще не с тобой разговариваю, я с духами разговариваю. – И отвернулся, как-то так, что сразу стало ясно – шаман уже не совсем здесь. И привязанный к лавке Содани для него значит не больше, чем сама лавка. Лицо шамана стало строгим и отрешенным. Он медленно поднял руки… В глазах Содани, красных Огненных глазах твари, впервые мелькнул страх.

– Эй, повернись ко мне! – длинная щелястая пасть была не слишком приспособлена для разговора, но в шипении твари все больше проглядывали человеческие интонации – раздраженные и испуганные. – Не смей отворачиваться, мальчишка, слышишь? – Содани снова отчаянно забился в стягивающих его путах. – Ты никто, ты меньше чем никто, а меня вся храмовая стража искать будет, все жрицы, меня даже С… – кажется, он начал заикаться – запнулся, начал снова: – Меня сама Снежная Королева искать будет!

Шаман ударил колотушкой в бубен и закружился:

– Восьминогое племя злых духов авахи, придите к своему родственнику, раскройте передо мной все удобные проходы, даруйте мне силу спеть проникновенную песню…

Трясясь, как во внезапном припадке, так, что края накинутой на плечи медвежьей шкуры вихлялись и подпрыгивали, Донгар пошел сквозь исходящий от курильниц серый дым. Дымные султанчики всплывали к потолку, искривлялись, стлались к земле…

За спиной у Донгара струйки дыма начали складываться в жутковатую фигуру с огромной, как бочка, головой, пузатым туловищем и восемью ногами. С каждым ударом бубна слепленная из дыма фигура становилась плотнее – на гладкой, без лица и волос голове вспыхнули две светящиеся точки. И уперлись в затылок шамана пристальным недобрым взглядом. Две дымные струйки торопливо прилепились к бесформенным плечам, начали вытягиваться, вытягиваться, превращаясь в две хищные клешни.

– Медведь, мой медведь, ты большой, ты сильный, охраняй меня сзади от созданий Нижней земли…

Уже готовые впиться шаману в затылок клешни замерли. Слепленное из дыма восьминогое создание судорожно тянулось, тянулось… клешни бессильно щелкали, судорожно скребли по невидимой преграде между ним и шаманом.

– Бдительно прислушивайся спереди! – шаман резко повернулся на носках, оказавшись лицом к лицу с жутким созданием. Морда медведя на его шапке вдруг оскалила зубы и, распахнув пасть, грозно рявкнула на растопырившую лапы дымную тварь. Дым испуганно отпрянул. Пустые глазницы медведя наполнились живым светом, и он лихо подмигнул своему обалдевшему живому сородичу.

– Повинуйся мне, людям Средней земли не причиняй несчастий! – крикнул Донгар и, прыгнув вперед, огрел тварь колотушкой по голове. Дымное облако распалось, оставшееся без головы существо присело и заверещало.

– Делай, что я велю! – рявкнул шаман.

На ходу «стягивая» дымную голову обратно и оставляя позади себя серые клубящиеся завитки, существо попыталось метнуться в сторону.

Вырезанное на рукояти колотушки мужское лицо вдруг ожило.

– Д-делай к-как ш-шаман сказал, не то еще от себя д-добавлю! – склочным заикающимся голосом заорало оно.

Шаман навернул по дымному созданию колотушкой – слева-справа! Существо засвистело, как выпущенный из бурдюка воздух, – и была в этом свисте умоляющая покорность. Дескать, сделаю что хочешь, только не бей!

– Сделаешь – отпущу! – сурово сказал шаман.

Дымное создание согласно засвистело.

– Тогда полезай! – скомандовал шаман и широко открыл рот.

Существо вздулось-опало, будто тяжко вздохнуло, и, вытянувшись тонкой струйкой, с тихим шипением всосалось шаману в рот. Отвесив челюсть, Хадамаха глядел, как у шамана вспучился живот, потом туго, как надутый бурдюк, выпятилась грудь, двумя шарами расползлись в стороны щеки. Крепко сжав губы и болезненно морщась, Донгар обхватил руками выпирающий живот. Переваливаясь, как утка, и слегка подлетая в воздух, поковылял к лежащему Содани.

– Нет! – Содани забился в путах, его круглые глаза аж вытянулись в два кровавых овала. Если бы их огненный взгляд мог поджигать, Донгар уже вспыхнул бы костром.