Денис Юрин - Логово врага

Восточная часть была ближе к дороге и густо застроена производственными цехами, судя по всему, сталеплавильными, а также невзрачными подсобными домишками и крытыми складскими площадками. Именно туда в основном и направлялись везшие руду телеги. Похоже, гном, с которым Дарк разговаривал на карьере, сам точно не знал, что творится в городе, а точнее, как принято у нынешних обитателей подземелий называть «место сбора руды». Здесь явно производилось не только окончательное отделение насыщенной породы от малоценного шлака, но и металлургическая обработка руды. По крайней мере, телеги, переезжавшие через мосток и направлявшиеся не в сторону карьеров, а дальше по тракту на север, везли большие стальные листы, тщательно завернутые в мешковину. Кузниц, в привычном смысле этого слова, в Марфаро не было; из отсортированной руды выплавлялась лишь сталь, ну а что из нее делали потом, оставалось только гадать.

От мостка по дорожке, ведущей к западной окраине, шел в основном лишь пеший люд. Там, судя по всему, и находилось небольшое поселение горняков и прочих шеварийских рабочих, командовавших многочисленными «стадами» гномов. Из-за почти уцелевших в том месте крепостных стен не видны были крыши жилищ, но, судя по общей площади, поселок был довольно большим, а народу в нем жило раза в три-четыре больше, чем Аламез изначально предполагал. В таком поселении, да еще находившемся вдали от больших городов, просто не могло не быть собственного аптекаря да лекаря, тем более что горняцкое дело и выплавка стали не менее травмоопасны, чем война. Переломы, ушибы, ожоги и прочие увечья в результате несчастных случаев наверняка происходят на плавильнях и складах чуть ли не каждый день.

Большее, чем изначально Дарк предполагал, число жителей рабочего поселения играло на руку чужакам. Это обстоятельство внесло довольно существенную поправку в планы Аламеза и на практике означало, что шансы без стычки с солдатами миновать кордон да перейти через реку были довольно велики. Если на руинах Марфаро обитала хотя бы треть или половина тысячи человек, а не какая-то жалкая сотня, то часовые явно не знали всех до единого в лицо, даже если бы служили здесь с самого начала добычи. Пьяный горняк, которого товарищи тащили бы домой, подхватив под руки, бесспорно, привлек бы внимание расположившихся у костра солдат, но не заставил бы их приподняться с насиженных мест.

Как известно, пьянство – всего лишь свинство, а не порок и уж тем более не проступок и не преступление. Перепившего мужика солдаты всегда поймут и простят, поскольку сами частенько грешат согревающими душу напитками. Вид перепившего лишь смешит, если, конечно, им не является близкий тебе человек и если едва стоящий на ногах, ничего не соображающий, но весьма агрессивно настроенный пропойца не пытается измутузить тебя кулачищами, случайно перепутав с заклятым обидчиком или явившимся за ним бесом.

К тому же иного выхода у них с Крамбергом просто-напросто не было. Подземная речушка вряд ли была глубокой, да и хищной рыбы в ней явно не водилось, но открытое, хорошо просматриваемое со всех сторон пространство пещеры делало невозможным переправу что вброд, что вплавь, тем более с телом девицы на руках. Часовые заметили бы подозрительную троицу еще задолго до того, как та приблизилась бы к берегу. Оставлять Ринву одну на тракте было нельзя, причем как под телегой, так и в зарослях. Очнувшись одна, да еще непонятно где, девица либо натворила бы глупостей, либо банально зачесала бы себя до смерти. Тащить же разведчицу, перекинув через плечо, было явным провалом, как, впрочем, и попытка перевезти спутницу в бессознательном состоянии на телеге. У шеварийцев не принято подвозить попутчиков, да и повозку, которая бы направлялась не к производственным цехам на восточной окраине, а в жилую, западную часть города, можно было прождать несколько долгих часов.

Осмотр того, как испоганили шеварийцы первозданную красоту махаканского подземелья, к которой прежние хозяева наверняка относились более бережно, продлился не долее двух-трех минут. За это время по неожиданно ставшей пустынной дороге никто не прошел и не проехал, что также слегка изменило первоначальную точку зрения моррона, наивно предположившего, что вынужденные работать и жить глубоко под землей шеварийцы позабыли различия между днем и ночью. Видимо, несмотря на отсутствие здесь солнца, горняки-поселенцы все же сохранили привычное представление о времени суток. Сейчас наверняка уже настала пора, которую с большим допущением, но все же можно было назвать поздним вечером или началом ночи.

Завершив разведку местности, Аламез поспешил вернуться к телеге, где и опечалил пронесшего напарницу весь предыдущий путь на плече Крамберга возмутительно несправедливым заявлением, что до лавки лекаря Ринву придется вести под руки, причем мучиться с бессознательным телом предстояло обоим.

Вампир Сонтерий не спал, хоть ему очень-очень хотелось заснуть, чтобы проснуться не важно когда, но вдалеке от этого места, в котором он был вынужден безотлучно находиться вот уже десять долгих лет. Его заточение в прекрасных апартаментах, которыми и герцог не побрезговал бы, началось с тех самых пор, как клан Мартел уже перестал довольствоваться властью над Шеварией и решил усилить свое влияние в мире людей. Именно тогда бессменный глава и основатель клана, герцог Теофор Мартел, издал указ, запрещающий всем без исключения сотрудникам научного корпуса покидать пределы находившихся под властью клана подземелий. Рядовым членам лабораторных групп было проще, они могли ненадолго отлучаться в пещеры покоренного Махакана и проводить там исследования. Что же касается ведущих ученых клана, то есть шефов лабораторных групп и заместителей командиров всех трех исследовательских бригад, то запрет был еще суровей. Им требовалось личное разрешение графа Норвеса, чтобы ненадолго выйти за ворота подземной цитадели. Как нетрудно догадаться, получить его было гораздо сложнее, чем награду из рук самого герцога.

Сонтерий мечтал очутиться в какой-нибудь далеко-далекой стране, где никто и никогда не слышал о вампирах, а политические интриги, мелочные склоки чиновников и дворян не вырывались за пределы королевского дворца. Вампир мечтал о покое, одиночестве, тиши и абсолютной свободе, не омраченной гонениями церкви и отсутствием средств, то есть о том, что потерял, когда был обращен и сразу же получил свою первую должность в научном корпусе самого могущественного из всех вампирских кланов.

Лежа в собственной ванне, наполненной отнюдь не кровью, а обычной теплой водой, Сонтерий подремывал, время от времени окидывал беглым взором свое далеко не юное, но крепкое и полное жизненных сил тело и уже в который раз ( в сотый или в тысячный ) задавался одним и тем же вопросом: « А не настала ли пора в корне поменять свою жизнь? » Проживший века ученый муж уже не помнил, когда впервые этот серьезный, судьбоносный вопрос возник у него в голове, но зато мог точно сказать, когда впервые ответил на него: « Да, пора! »