Наследие

— Я думаю, — медленно проговорил он, — железо уже до­статочно накалилось. Муртаг, не мог бы ты…

Насуада стиснула кулаки, глубоко вонзив ногти в ладо­ни; каждый ее мускул напрягся и задрожал, сколько она ни пыталась заставить себя лежать спокойно. Железный прут с лязгом задел за край жаровни, и Муртаг, держа его в ру­ках, повернулся к ней лицом. Некоторое время она видела перед собой только светящийся кончик прута, но потом все же посмотрела Муртагу прямо в глаза и внезапно уви­дела в них столько вины, столько ненависти к самому себе, что душу ее охватило глубочайшее чувство печали.

«Какие же мы глупцы, — думала она. — Какие несчаст­ные, жалкие глупцы!»

А потом Насуада не думала больше ни о чем — у нее по­просту не осталось на это сил, — и она обратилась к своим привычным и уже порядком надоевшим ритуалам, цепляясь за них, как тонущий человек цепляется за обломок плавника.

Муртаг и Гальбаторикс давно ушли, но нестерпимая боль по-прежнему терзала ее тело, и она могла лишь бес­смысленно следить за линиями на потолке, стараясь не кричать и не плакать. Она взмокла от боли, тело ее сотря­сал озноб, голова горела, как в лихорадке, и она ни на чем не могла сосредоточиться более чем на несколько секунд. Боль от ожогов не утихала, наоборот, становилась все мучительнее.

Насуада закрыла глаза и постаралась постепенно за­медлить дыхание, чтобы хоть немного успокоиться.

Во время первой пытки она вела себя куда более му­жественно. Она проклинала Гальбаторикса и Муртага, дразнила их, делала все, чтобы как-то задеть их своими вы­сказываниями. Но это привело к тому, что Гальбаторикс — руками Муртага — стал мучить ее еще сильнее, и вскоре она утратила вкус к открытому сопротивлению. Раскаленное железо сделало ее скромной и молчаливой; при одном вос­поминании о пытках ей хотелось свернуться в плотный маленький клубок. Уже во время второго визита своих му­чителей она говорила значительно меньше и лишь сегодня позволила своему гневу снова прорваться наружу.

Насуада пыталась испытать Гальбаторикса, прове­рить, правда ли то, что ни он, ни Муртаг не станут ей лгать.

Она задавала вопросы о тайной деятельности Империи, о таких вещах, которые были ей известны от ее шпионов — впрочем, у Гальбаторикса не было причин предполагать, что она это знает, — и пока что, похоже, они действительно отвечали ей вполне правдиво. И все же Насуаде не хоте­лось им доверять, поскольку проверить их утверждения у нее не было никакой возможности.

Что же до Муртага, то тут она и вовсе ни в чем уверена не была, особенно когда рядом с ним находился Гальбато­рикс. В таких случаях каждое слово Муртага казалось ей лживым. А вот когда он приходил к ней один…

Через несколько часов после первого мучительного «свидания» с Гальбаториксом — когда Насуада наконец забылась некрепким тревожным сном — Муртаг пришел в зал Ясновидящей один. От него сильно пахло вином, гла­за были мутные. Он остановился возле каменной плиты, на которой лежала Насуада, и долго смотрел на нее стран­ным измученным взглядом, и она представить себе не мог­ла, что у него на уме.

Потом он отвернулся от нее, подошел к стене и уселся возле нее на полу, подтянув согнутые колени к груди и уро­нив на них голову. Почти все его лицо оказалось при этом скрыто длинными волнистыми волосами; из ссадин на косточках пальцев сочилась кровь. Просидев без движе­ния несколько минут, Муртаг сунул руку за пазуху — одет он был все в тот же светло-коричневый колет, но маски на лице не было, — вытащил маленькую каменную бутылочку, отпил из нее несколько глотков и заговорил.

Он говорил, а Насуада слушала. Выбора у нее, собствен­но, и не было, вот она и слушала, не позволяла себе, одна­ко, поверить ни одному его слову. Во всяком случае, спер­ва ей казалось, что это сплошной обман, и он явился сюда только для того, чтобы попытаться завоевать ее доверие.

Начал Муртаг с того, что рассказал ей весьма неправдо­подобную историю о человеке по имени Торнак, с которым они вместе участвовали в какой-то неудачной вылазке, и о совете, который этот Торнак дал ему, Муртагу, относитель­но того, как подобает жить достойному человеку. Насуада была не в состоянии понять, то ли этот Торнак был его другом, то ли слугой, то ли дальним родственником, то ли и тем и другим вместе, но кем бы он ни был, было совершен­но очевидно: в жизни Муртага он играл очень важную роль.

Закончив свой рассказ, Муртаг сказал:

— Гальбаторикс собрался устроить покушение на тебя. Он знал, что Эльва больше тебя не охраняет, и решил, что теперь самое время. Я совершенно случайно услышал об этом; я оказался рядом, когда он отдавал приказания одно­му типу из Черной Руки. — Муртаг покачал головой. — В об­щем, это я во всем виноват. Я уговорил его не убивать тебя, а доставить сюда. Ему эта идея понравилась; он знал, что так ему гораздо быстрее удастся заманить сюда Эрагона… Прости, но это был единственный способ не позволить ему убить тебя… Прости… Мне очень жаль, что так полу­чилось. — И он уронил голову на руки.

— Лучше бы я умерла, — прошептала Насуада.

— Я понимаю, — хрипло откликнулся он, — но такого я не хотел. Ты простишь меня?

Она не ответила. Его откровения не принесли ей облег­чения, лишь еще больше смутили душу. С какой стати он ста­нет ее спасать? И чего он, собственно, теперь от нее хочет?

Некоторое время Муртаг молчал, потому вдруг заго­ворил снова и стал рассказывать ей — то плача, то прихо­дя в бешенство, — как рос у Гальбаторикса при дворе; как в нем с раннего детства воспитывали недоверие и ревность к окружающим; как ему пришлось столкнуться с завистью и ненавистью тех, кто боялся его, сына Морзана; как ари­стократы пытались использовать его, желая выиграть рас­положение Гальбаторикса; как он тосковал по матери, кото­рую едва помнил. Дважды он упомянул Эрагона, проклиная судьбу за то, что все ее подарки «достались такому дураку».

— Окажись Эрагон на моем месте, он никогда бы ниче­го путного не добился! Но наша мать выбрала именно его. И бежала с ним в Карвахолл. Почему она выбрала его, а не меня?! — И Муртаг в ярости сплюнул на пол.

Насуаде этот рассказ показался весьма сентименталь­ным, проникнутым жалостью к себе любимому, а прояв­ленная Муртагом слабость вызывала в ней только презре­ние. Но затем он стал рассказывать о том, как близнецы обманом выманили его из Фартхен Дура, как подло они обошлись с ним на пути в Урубаен и как Гальбаторикс сло­мил его, когда они туда прибыли. Некоторые из применен­ных к нему пыток, которые он, впрочем, описал довольно бегло, были куда страшнее того, что довелось испытать ей. И, честно говоря, в ее душе проснулось даже некое сочув­ствие к Муртагу.