Наследие

Высоко над днищем этой огромной чаши среди дере­вьев Эрагон заметил немало каменных строений, стояв­ших весьма обособленно друг от друга, а также обрушив­шиеся, заросшие молодняком входы в некогда жилые пещеры. На склонах гор виднелись остатки сожженных сторожевых башен и огромные замки с провалившимися крышами; внизу были здания поменьше, и они выглядели так, словно все еще были обитаемыми.

Более десятка рек стекало со склонов гор и, извиваясь, пробиралось сквозь заросли на дне чаши, пока не попадало в большое спокойное озеро, находившееся почти в самом ее центре. Вокруг озера лежали развалины главного горо­да Всадников — Дору Арибы. Столичные строения почти все отличались гигантскими размерами — в этих опустев­ших полуразрушенных замках поместился бы, наверное, весь Карвахолл. Каждый вход был точно зев огромной неисследованной пещеры. Каждое окно было размером с въездные ворота, а стены напоминали отвесные утесы.

Толстый, упругий слой вьющихся растений порой пол­ностью скрывал каменные плиты, а там, где не было плю­ща, плиты поросли мохом, и благодаря этому здания слов­но растворялись в пейзаже, сливались с ним; казалось, они и сами выросли прямо из земли. Немногочисленные участ­ки обнаженного камня чаще всего имели бледно-охристую окраску, хотя встречались и пятна красного, коричневого и мутно-синего цвета.

Как все прочие эльфийские строения, здания эти, не­смотря на свои размеры, отличались определенным изя­ществом и некой текучестью формы. Дома эльфов всегда казались Эрагону более стройными, чем дома гномов или людей. Но здесь, в Дору Арибе, этим домам, безусловно, была свойственна особая прочность и некое благородное достоинство, чего не хватало, пожалуй, тем домам-дере­вьям, которые Эрагон видел в Эллесмере. Впрочем, неко­торые здешние дома показались ему похожими на дома жи­телей долины Паланкар, и он вспомнил, что самые первые из Всадников-людей как раз и были родом из его родных мест. В общем, архитектура этого города имела свой уни­кальный, неповторимый стиль — не совсем эльфийский, но и не совсем человеческий.

К сожалению, почти все здания были сильно разруше­ны, а некоторые почти стерты с лица земли. Эти разруше­ния, похоже, расходились радиусами от некоего центра на южной окраине города — глубокой, более чем на тридцать футов уходящей в землю воронки. Несколько березок уже успели пустить там корни и шелестели листвой под легки­ми порывами ветерка.

Все площади и прочие открытые городские простран­ства заросли сорными травами и кустарником, а вдоль улиц, где некогда были тротуары, вымощенные плиткой, тянулись полоски зеленой травы. Там, где стены зданий сумели защитить чудесные сады Всадников от страшно­го взрыва, уничтожившего весь город, еще виднелись на заросших клумбах бледные неяркие цветы, несомненно созданные некогда с помощью давным-давно забытых заклинаний.

А вот круговая аллея являла собой весьма печальное зрелище — ее едва можно было различить среди развалин, сорных трав и кустарника.

«Вот они, руины нашей гордости и славы! — воскликнул Глаэдр. Затем, помолчав, велел Эрагону: — А теперь произ­неси следующее заклинание, повторяй за мной…»

И Глаэдр произнес несколько фраз на древнем языке. Это было очень странное заклинание, и слова в нем пока­зались Эрагону непонятными и какими-то путаными; он даже толком не понял, что именно должен совершить, про­износя его.

Когда же он спросил об этом Глаэдра, старый дракон сказал:

«Здесь повсюду невидимый яд. И в том воздухе, кото­рым вы дышите, и в земле, но которой вы ступаете, и в пище, которую вы случайно можете съесть, и в воде, кото­рую можете выпить. Это заклинание защитит нас от яда».

«Что? Какой еще яд?» — переспросила Сапфира, ибо ее мысли работали так же медленно, как ее усталые крылья.

И Эрагон, благодаря мысленной связи с Глаэдром, сно­ва увидел перед собой ту страшную воронку и услышал го­лос старого дракона:

«Во время битвы с Проклятыми один из наших, некий эльф по имени Тхувиель, убил себя с помощью магии. То ли это произошло случайно, то ли осознанно, так никто тол­ком и не понял, но результат вы можете видеть сами. Хотя, конечно, не весь результат, ибо вызванный заклятиями Тхувиеля взрыв сделал всю эту местность непригодной для жизни. Те, кто здесь оставались, вскоре покрылись язвами, у них стали выпадать волосы, и многие вскоре умерли».

Встревожившись, Эрагон поспешно произнес заклина­ние — оказалось, что оно требует не так уж много сил, — а потом спросил:

«Как же мог один человек или даже эльф нанести такой ущерб целому острову? Даже если этому Тхувиелю помогал его дракон! Я даже представить себе этого не могу, разве что его дракон был величиной с гору!»

«Его дракон не помогал ему, — сказал Глаэдр. — Его дра­кон был мертв. И весь этот ущерб Тхувиель нанес вполне самостоятельно».

«Но как?»

«Единственным доступным для него способом: превра­тил свою плоть в энергию».

«Он превратил себя в духа?»

«Нет. Эта энергия не обладала ни мыслью, ни конкрет­ной структурой, и как только он ее высвободил, она сеяла разрушения до тех пор, пока не иссякла».

«Я как-то не сознавал, что в одном-единственном теле может содержаться такое количество энергии».

«Это не слишком хорошо изучено, но известно, что даже самая маленькая частица материи способна выде­лить огромное количество энергии. Материя, похоже, во­обще являет собой некую застывшую, замороженную энер­гию. Растопи ее и получишь паводок, которому мало что способно противостоять… Говорят, здешний взрыв был слышен даже в Тирме, а облако дыма, которое за этим по­следовало, достигло вершин Беорских гор».

«Значит, в результате этого взрыва и погиб Глаэран?» — спросил Эрагон, имея в виду одного из Проклятых, кото­рый, как ему было известно, умер еще на острове Врёнгард.

«Да, Глаэран погиб здесь. А вот Гальбаторикс и осталь­ные Проклятые сумели себя защитить, поскольку были предупреждены заранее. В результате взрыва погибло и немало Всадников — из тех, кому не повезло».

Пока Сапфира, скользя под низко висящими облака­ми, кружила над островом, Глаэдр постоянно руководил ее полетом, подсказывая, куда ей направиться, и в ито­ге она повернула четко на северо-запад. Глаэдр называл каждую гору, мимо которой она пролетала: Илтхиарос, Феллсверд, Намменмаст, Хилдрим, Тирнадрим. Он так­же перечислял названия многих крепостей и сторожевых башен, теперь лежавших в развалинах, успевая поведать Эрагону и Сапфире кое-что из их истории. Впрочем, по­вествования старого дракона с должным вниманием слу­шал один Эрагон.

Он чувствовал, как старая печаль вновь проснулась в душе Глаэдра. И печаль эта была связана не столько с ги­белью прекрасного города Дору Арибы, сколько с гибе­лью Всадников, с почти полным уничтожением драконов, с утратой тысячелетних знаний и мудрости. Память о том, что было раньше — память о той великой дружбе, которая когда-то существовала между членами ордена, — была для Глаэдра чрезвычайно мучительной, ибо усугубляла чув­ство глубокого одиночества, владевшее им. И Эрагон, чув­ствуя все это, и сам невольно начал печалиться.