Наследие

Когда сквозь ветви стал виден луг и блеснула синяя че­шуя Сапфиры, Эрагон свернул чуть в сторону и подошел к ручью. Берега ручья поросли мхом, так что он старался ступать только по стволам упавших деревьев или по камням, пока не добрался до плоской скалы прямо посреди ручья.

Там он присел на корточки, снял перчатки и вымыл руки, лицо и шею. Прикосновение ледяной воды подбодри­ло его, уши у него стали гореть, и все тело охватило при­ятное тепло.

Громкий стрекот пролетел над ручьем, когда он в оче­редной раз протирал шею влажными руками.

Стараясь не особенно крутить головой, Эрагон осторож­но посмотрел на тот берег ручья и увидел, что футах в три­дцати от него на ветвях сидят четыре… тени, У «теней» были черные овальной формы головы, из которых во все стороны торчали длинные зазубренные перья. А из центра каждого овала на Эрагона смотрели, поблескивая и то и дело щурясь, два белых глаза; взгляд этих глаз был столь неподвижным и исполненным такого равнодушия, что невозможно было понять, живые ли эти «тени». Еще сильней смущало Эрагона то, что эти «тени», как, впрочем, и любые тени, не имели объ­ема и были видны только в одном измерении. Стоило неведо­мым тварям повернуться вбок, и они исчезали.

Не сводя с них глаз, Эрагон осторожно расстегнул нож­ны и взялся за рукоять Брисингра.

Левая «тень» тряхнула перьями, торчавшими у нее из баш­ки, и вдруг испустила тот самый пронзительный стрекот, ко­торый Эрагон ошибочно принял за крик белки. Ей ответили еще две твари, а лес откликнулся на их вопли звонким эхом.

Эрагон уже подумывал, не установить ли с неведомыми «тенями» мысленную связь, но, вспомнив встречу с фангхурами на пути в Эллесмеру, решил от подобной попытки отказаться: сейчас нельзя было подвергать себя бессмыс­ленному риску.

Тихим голосом он произнес: «Эка аи фрикаи ун Шуртугал», что означало «я — Всадник и друг».

«Тени», как ему показалось, уставились теперь прямо на него, и на мгновение в лесу стало совсем тихо, если не считать нежного бормотания ручья. Затем «тени» снова принялись трещать, а глаза их засверкали, как раскален­ное добела железо.

Но и через несколько минут черные «тени» по-прежнему не сделали ни одной попытки напасть на Эра­гона, как, впрочем, и удаляться никуда не собирались. Эрагон выпрямился и осторожно занес ногу, намереваясь перепрыгнуть с плоского камня на берег.

Это движение, похоже, встревожило жутких тварей, и они пронзительно заорали в унисон, пожимая плечами и отряхиваясь. И Эрагон вдруг понял, что на ветвях дерева сидят не «тени», а четыре крупных филина, и на круглых головах у них «рожки» из пышных перьев, а сами они вовсе не черные, а покрыты пестрым, пятнистым оперением. Фи­лины открывали свои желтые клювы и что-то сердито ему кричали — в общем-то, ругались они действительно в точно­сти, как белки. Потом филины расправили мощные крылья, бесшумно взлетели и вскоре исчезли в темной лесной чаще.

— Барзул! — выругался Эрагон, перепрыгнул на берег и поспешил на стоянку, помедлив немного лишь для того, чтобы собрать на опушке полную охапку хвороста.

Присоединившись к ожидавшей его Сапфире, он поло­жил хворост на землю и стал создавать магических стра­жей — столько, сколько сумел придумать. Даже Глаэдр под­сказал ему одно заклинание и сочувственно заметил:

«Никого из этих существ здесь не было, когда — вскоре после сражения — мы с Оромисом здесь побывали. Все они не такие, какими должны быть! Магия, которая насквозь пропитала эту землю, исказила и извратила всех, кто здесь живет. Теперь Врёнгард стал очень плохим местом, испол­ненным зла!»

«О каких существах речь? — спросила Сапфира, зевая так, что становилось страшно. Эрагон поделился с нею сво­ими впечатлениями, и она сказала: — Надо было тебе взять меня с собой. Я могла запросто слопать и эти личинки, и этих птиц, похожих на тени. Тогда тебе нечего было бы бояться».

«Сапфира!»

Она скосила на него один глаз:

«Я голодна, маленький брат. Магия там или не магия, но почему бы мне и не позавтракать этими тварями, даже если они кажутся тебе странными?»

«Потому, что как раз они-то и могут тебя съесть, Сапфира Бьяртскулар, — сказал ей Глаэдр. — Ты не хуже меня знаешь первое правило охоты: не выслеживай добычу, пока не убе­дишься, что это действительно добыча, иначе сама легко в чью-то добычу превратишься».

«Я бы тут даже на оленя остерегся охотиться, — приба­вил Эрагон. — Сомневаюсь, правда, что их тут много оста­лось. И потом, в этом лесу почти темно, но даже если бы там было светло, все равно, по-моему, охотиться на этом острове небезопасно».

Сапфира тихо проворчала:

«Ну, ладно, тогда я еще посплю. Но учти: утром я все-таки отправлюсь на охоту, как бы это ни было опасно. В брюхе у меня совершенно пусто, и я должна поесть, пре­жде чем снова лететь через море».

И Сапфира, закрыв глаза, тут же снова погрузи­лась в сон. Эрагон развел небольшой костерок, немного поел и стал смотреть, как вечерние сумерки постепенно окутывают долину. Затем они с Глаэдром обсудили планы на завтрашний день, и Глаэдр еще немного рассказал ему об истории этого острова и о тех временах, когда эльфы еще не прибыли в Алагейзию и на Врёнгарде обитали исключитель­но драконы.

Когда в небе погас последний луч света, старый дракон сказал:

«Ты хотел бы увидеть Врёнгард, каким он был в эпоху Всадников?»

«Конечно!» — ответил Эрагон.

«Тогда смотри».

И Эрагон почувствовал, как старый дракон, завладев его сознанием, как бы влил в него целую реку различных образов и ощущений. Благодаря живым воспоминаниям Глаэдра Эрагон видел теперь перед собой некоего двой­ника нынешней долины, и эта долина тоже была окутана сумерками, но небо над ней было чистым, и множество звезд сверкали и сияли над вершинами окрестных вулка­нов Арас Тхелдуин. Те, давние, деревья показались Эраго­ну более высокими и стройными и не такими мрачными, как полные дурных предвестий деревья в нынешнем лесу.

По всей долине были разбросаны просторные дома Всадников и их драконов. Целые и невредимые, сверкая в сумерках, точно белые маяки, эти здания как бы свети­лись, благодаря мягкому свету эльфийских беспламенных светильников, лившемуся из окон. Охряные стены зданий были увиты плющом, но его было значительно меньше, чем теперь, а мха возле них на земле не было совсем. Над долиной высились благородные силуэты горных крепо­стей и сторожевых башен, ныне превратившихся в руи­ны, а над вымощенными булыжником дорогами и высоко в небесах Эрагон видел сверкающих великолепной чешуей Драконов, этих грациозных великанов, красота которых затмевала блеск любых сокровищ.

Через несколько минут это дивное видение исчезло, и Глаэдр выпустил на волю сознание Эрагона. Долина вновь обрела свой прежний вид, и Эрагон, не скрывая вос­хищения, воскликнул: