Наследие

— Если бы твой отец, король Ларкин, был еще жив, — тут же вставила Арья, — он бы не сидел в кресле, жалуясь на то, как неправильно его воспринимают другие. Он бы уже что-то сделал, чтобы его воспринимали иначе!

— Мир, — сказала Насуада, не давая Оррину сказать в ответ Арье очередную резкость. — Нет ни малейшей не­обходимости оскорблять друг друга. Оррин, многие твои соображения представляются мне вполне разумными — по сути, но не по форме. Ты прав. Жители Сурды внесли не­малый вклад в нашу победу. И я готова признать: без вашей помощи мы действительно вряд ли решились бы начать эту войну. И конечно же, Сурда заслуживает компенсации за то, чем ей пришлось рискнуть, что пришлось утратить в течение этого тяжелого периода.

Король Оррин кивнул, явно довольный ее словами, и спросил:

— Значит, ты отступишься?

— Нет, — спокойно ответила Насуада. — Не отступлюсь. Но у меня есть контрпредложение. Возможно, оно удов­летворит вас всех. — Оррин что-то недовольно пробур­чал, но прерывать ее не стал. — А заключается оно в сле­дующем: значительная часть той территории, которую мы завоевали, отойдет к Сурде. Города Ароуз, Финстер и Мелиан — станут твоими, Оррин, как и южные острова. Но сперва еще нужно довести до их сведения, что власть в Алагейзии переменилась. Приняв мое предложение, Сурда практически вдвое увеличит свою территорию.

— А что ты потребуешь в обмен? — спросил король Ор­рин, приподнимая бровь.

— А в обмен ты принесешь присягу верности — прямо здесь, в Урубаене, — тому, кто отныне станет править Им­перией. Может быть, мне.

Губы Оррина искривились в усмешке.

— То есть ты хочешь править всеми этими землями, как верховная правительница?

— Эти две территории — Империя и Сурда — должны обрести единство, если мы хотим и в будущем избежать вражды. Сурда останется под твоим началом, и ты будешь править там, как сочтешь нужным, за исключением одно­го: маги и заклинатели обеих наших стран станут предме­том определенных ограничений, относительно которых мы более подробно поговорим несколько позднее. Помимо соблюдения этих законов, Сурда также обязана будет вно­сить свою посильную долю в защиту нашей общей террито­рии. В случае вражеского нападения каждый из нас обязан будет предоставить соседу помощь — и людьми, и оружием, и прочим обеспечением.

Король Оррин поставил кубок на колено вертикаль­но, некоторое время смотрел на него, а потом вдруг воскликнул:

— И все-таки почему именно ты должна занять трон, а не я?! Моя семья правит Сурдой с тех пор, как леди Марельда победила в сражении при Китхри, вследствие чего и была основана сама Сурда, а также Дом Лангфельдов. Мы можем проследить свое происхождение до самого Тханебранда, Дарящего Кольцо! Мы успешно противостояли Империи, почти столетие сражаясь с нею. Наше золото, наше оружие и доспехи — вот что позволило варденам вы­жить! Да, именно выжить! Сурда поддерживала их годами. Без нашей поддержки и участия вы не смогли бы воевать с Гальбаториксом. Гномам не под силу было обеспечить вас всем необходимым. А эльфы находились слишком да­леко от вас. А потому я снова и снова буду задавать один и тот же вопрос: почему главный приз должен достаться тебе, Насуада, а не мне?

— Потому, — отвечала Насуада, — что я, как мне кажет­ся, больше подхожу для этой роли. Я думаю, что смогла бы стать действительно хорошей правительницей. А еще по­тому, что я всегда стараюсь найти то, что было бы лучше для всей Алагейзии, для всех населяющих ее народов.

— Что-то ты уж больно высокого мнения о себе!

— Скромность, тем более притворная, мне не по душе. Да она и не в почете среди тех, кто привык командовать другими. Разве я в полной мере не доказала, что способна руководить огромной армией? Если бы не я, вардены до сих пор прятались бы в Фартхен Дуре, ожидая неведомого знамения, которое позволило бы им двинуться на Гальба­торикса. Я пасла варденов на всем пути от Фартхен Дура до Сурды. Я превратила разрозненные группы воинов, зачастую враждебно настроенных друг к другу, в могуще­ственную армию. С твоей помощью, согласна. И все-таки руководила ими, вела их именно я! Именно я обеспечила варденам помощь гномов, эльфов и ургалов. Смог бы ты этого добиться? Кто бы ни правил в Урубаене, ему при­дется поддерживать отношения со всеми народами, живу­щими на нашей земле, придется считаться с их мнением, а не только со своим собственным. Мне это, похоже, лег­че сделать, чем кому бы то ни было — ведь я не раз уже де­лала это. — Голос Насуады стал звучать мягче, хотя глаза смотрели по-прежнему твердо и решительно: — Ну, скажи, Оррин, почему ты так хочешь заполучить этот трон? Разве эта власть сделала бы тебя счастливее?

— Это вовсе не вопрос счастья! — прорычал он.

— Да нет, именно так. Неужели ты действительно хо­чешь править всей Империей, а не только Сурдой? Ты пой­ми: у того, кто окажется на этом троне, впереди чудовищно сложная задача. Ему придется восстанавливать и перестра­ивать всю страну, заключать новые договоры, отвоевывать некоторые города, ведь некоторые из них так просто нам не подчинятся, находить общий язык со знатью и магами. Нужна целая жизнь, чтобы лишь начать исправлять тот вред, который нанес Алагейзии Гальбаторикс! Хочешь ли ты взвалить все это на себя? Мне кажется, что ты всегда предпочитал несколько иные занятия, и та жизнь, которую ты вел прежде, гораздо больше нравилась тебе. — Взгляд Насуады упал на кубок в руке Оррина, потом она снова по­смотрела ему в лицо. — Если ты примешь мое предложение, то спокойно сможешь вернуться в Аберон и приступить к своим опытам в области естественной истории и филосо­фии. Неужели тебе больше этого не хочется? Сурда стала бы гораздо больше и богаче, и ты получил бы полную свобо­ду и возможность следовать своим интересам.

— Мы, короли, не всегда можем позволить себе следо­вать своим интересам! — строптиво заметил Оррин. — По­рой иногда приходится делать то, что нужно, а не то, что хочется.

— Это верно, но…

— И потом, став королем в Урубаене, я точно так же смог бы следовать собственным интересам, как некогда в Абероне. — Насуада нахмурилась, но он не дал ей ничего сказать: — Ты не понимаешь… — Он тоже нахмурился и от­хлебнул еще вина.

«Ну так объясни нам», — мысленно сказала ему Сапфи­ра, явно теряя терпение.

На Оррина ее вмешательство подействовало неожи­данно. Он фыркнул, осушил кубок до дна и с яростью швырнул eгo о дверь, ведущую на лестницу, так, что пре­красная золотая чаша погнулась, а несколько самоцветов выскочили из оправы и со звоном покатились по полу.

— Я не могу ничего вам объяснить, — прорычал он, — даже пытаться не желаю! — Он окинул зал гневным взо­ром. — Никто из вас все равно ничего не поймет! Вы все слишком уверены в собственной важности и незамени­мости, чтобы меня понять. Как можете вы меня понять, если никогда не испытывали того, что испытал я? — Он вскочил и тут же снова рухнул в кресло. Глаза его сверка­ли, как угли, из-под нависших бровей. Помолчав, он снова обратился к Насуаде: — Ты настроена решительно? Ты не откажешься от своих претензий? — Она молча покачала головой. — А если я вздумаю настаивать? Если я тоже не отступлюсь от своих претензий?