Наследие

Насуада коснулась его плеча.

— Не тревожься обо мне, Эрагон. Я слишком хорошо себя знаю. Вряд ли Эльва сможет нарушить мое душевное равновесие, даже если ей этого действительно захочется. Даже Гальбаториксу не удалось сломить меня, так неужели ты думаешь, что это удастся ей?

Он мрачно посмотрел прямо на нее и сказал:

— Да, она, пожалуй, может в этом и преуспеть.

Насуада снова улыбнулась:

— Мне приятна твоя забота, но в данном случае твои тревоги лишены оснований. Позволь же мне насладиться нынешним хорошим настроением, а свои подозрения ты выскажешь мне позже.

— Хорошо. — И, несколько расслабившись, Эрагон ска­зал: — Я рад, что ты лучше чувствуешь себя.

— Спасибо. Так и должно было случиться. Кстати, Сап­фира и Фирнен по-прежнему воркуют, как птички? Я что-то их больше не слышу.

— Воркуют. Только они сейчас где-то высоко, над этим утесом. — И щеки Эрагона слегка вспыхнули, поскольку он невольно коснулся мыслей Сапфиры.

— Ясно. — Насуада оперлась о каменную балюстраду, украшенную резьбой в виде цветущих ирисов. — Итак, за­чем ты хотел со мной встретиться? Ты пришел к какому-то решению относительно моего предложения?

— Пришел.

— Прекрасно. Тогда уже можно приступать к конкрет­ным планам. Я…

— Мы решили твоего предложения не принимать.

— Что? — Насуада с недоверием уставилась на него. — Но почему? Кому же еще я могла бы поручить такое дело?

— Этого я не знаю, — мягко сказал он. — Этот вопрос вам с Оррином придется решать самим.

Насуада подняла брови.

— И ты не поможешь нам даже выбрать подходящего человека? И ты еще хочешь, чтобы я поверила, будто ты подчиняешься только моим приказам?

— Ты все поняла совершенно неправильно, — сказал Эрагон. — Я не хочу ни возглавлять магов, ни следить за ними, ни присоединяться к ним.

Насуада некоторое время внимательно на него смотре­ла, затем подошла к стеклянным дверям и плотно их при­крыла, чтобы Эльва, Фарика и кот-оборотень не подслуши­вали. Вернувшись к Эрагону, она сказала:

— Эрагон, о чем ты только думаешь! Ты же должен по­нимать, что, так или иначе, к кому-то тебе присоединяться придется. Все маги, которые служат мне, должны это сде­лать. Тут не может быть исключений. Ни одного! Я не могу допустить, чтобы люди думали, будто у меня есть фавори­ты. Это вскоре посеяло бы раздоры — особенно в рядах ма­гов, — а именно этого я меньше всего и хочу . Пока ты явля­ешься моим подданным, ты должен подчиняться законам нашего королевства. Или, может быть, мой авторитет для тебя ничего нe значит? По-моему, я не должна даже говорить с тобой об этом!

— Не Должна. Я и сам прекрасно это понимаю. Именно поэтому мы с Сапфирой и решили покинуть Алагейзию.

Насуада схватилась за перила так, словно боялась, что не устоит на ногах. Какое-то время оба молчали, было слышно лишь!, как плещется вода в фонтане.

— Я что-то не понимаю…

И Эрагон в очередной раз, как это было и с Арьей, из­ложил все доводы в пользу того, почему драконы, а значит, и он с Сапфирой, не могут оставаться в Алагейзии. А под конец сказал:

— Мне никогда не нравилось общество магов. Я все равно не смог бы руководить ими. У нас с Сапфирой дру­гая обязанность: выращивать драконов и воспитывать Всадников. Это должно стать первоочередной нашей за­дачей. Даже если бы у меня было время, я все равно не смог бы, будучи предводителем Всадников, по-прежнему подчиняться тебе. Да, и остальные народы Алагейзии ни­когда бы с этим не смирились. Несмотря на решение Арьи стать королевой, члены ордена Всадников должны оста­ваться по возможности беспристрастными. А если и мы начнем игру в фаворитов, это попросту разрушит Алагей­зию. Единственный вариант, при котором я, возможно, согласился бы принять предлагаемый тобою пост — если в объединение магов войдут представители всех рас, даже ургалов. Но это вряд ли произойдет. И потом, вопрос о со­хранности драконьих яиц и Элдунари по-прежнему оста­нется открытым.

Насуада нахмурилась.

— Тебе вряд ли удастся убедить меня в том, что ты при всей своей силе и могуществе не сможешь защитить моло­дых драконов, оставаясь здесь, в Алагейзии.

— Может быть, я и смог бы, но нельзя полагаться только на магию. Чтобы действительно обеспечить безопасность драконов, нужны чисто физические преграды — крепост­ные стены, рвы с водой и такие крутые и высокие утесы, на которые не взберется ни человек, ни эльф, ни гном, ни ургал. Однако еще важнее та безопасность, которую дает расстояние. Я должен сделать так, чтобы добраться до нас было настолько трудно, что тяготы подобного пути обе­скуражили бы любого, даже самого решительного врага, и ему расхотелось бы предпринимать подобные попытки. Допустим, я готов признать, что мог бы защитить драко­нов. Но как решить другую проблему? Как удержать дра­конов от охоты на стада? На наш скот? На фельдуностов, которых разводят гномы? Ты бы хотела без конца объяс­няться с Ориком по поводу регулярного истребления его фельдуностов? Или, может, тебе приятно было бы успо­каивать разъяренных фермеров, потерявших свой скот? Нет, мы должны покинуть Алагейзию. Это единственно возможное решение.

Эрагон помолчал, глядя на струи фонтана, потом прибавил:

— Даже если бы в Алагейзии и нашлось место для дра­коньих яиц и Элдунари, все равно было бы неправильно, если бы я здесь остался.

— Это еще почему?

Он покачал головой:

— Ты же знаешь ответ не хуже меня! Я стал слишком мо­гущественным. Пока я здесь, твой авторитет — как и авто­ритет Арьи, Орика и Оррина — всегда будет подвергаться сомнениям. Если бы я пожелал, если бы я напрямую к ним обратился, большая часть жителей Сурды, Тирма и твоего королевства последовали бы за мной. А если мне еще и Эл­дунари будут помогать, тогда мне и вовсе никто противо­стоять не сможет, даже Муртаг или Арья.

— Но ты же не пойдешь против нас! Ты же совсем не такой!

— Нет? За все те годы, что мне суждено прожить — а я ведь могу прожить очень-очень долго, — многое может пе­ремениться. Ты можешь поручиться, что я никогда не за­хочу вмешаться в дела Алагейзии?

— Если ты и вмешаешься, то, не сомневаюсь, по какой-то серьезной причине, и мы еще будем благодарны тебе за это…

— Будете ли? Нет, я и тогда, несомненно, буду считать, что действую в высшей степени правильно и справедливо. Но ведь это ловушка, не правда ли? И ловушка заключается как раз в той уверенности, что я, а не кто иной, все знаю лучше всех, ибо в моих руках невероятная сила и власть, а потому именно я имею полное право действовать так, как сам захочу. — И Эрагон, вспоминая давние слова самой На­суады, сказал: — Помнишь: «ради благополучия большин­ства»? Если я ошибусь, кто сможет остановить меня? И тог­да я, вполне вероятно, стану очередным Гальбаториксом, несмотря на свои самые лучшие устремления. Положение дел таково, что мое могущество заставляет людей согла­шаться со мной. Я уже не раз видел это, занимаясь раз­личными делами по всей Империи. Если бы ты оказалась в моем положении, смогла бы ты сопротивляться искуше­нию постоянно во все вмешиваться, указывать, как луч­ше поступить? Мое присутствие здесь нарушает порядок вещей, Насуада. И если я хочу избежать той участи, кото­рая мне ненавистна, я должен покинуть Алагейзию.