Наследие

То, что Арья с таким постоянством одерживает над ним победу за победой, чрезвычайно уязвляло гордость Эрагона. Настолько уязвляло, что он боялся в этом при­знаться даже Сапфире. К тому же именно это заставляло его сомневаться в том, что он когда-либо сможет победить и Гальбаторикса с Муртагом — особенно если ему не повезет и он будет вынужден сойтись со столь сильными про­тивниками без Сапфиры и не применяя магии.

Отступая от Арьи, Эрагон споткнулся о пень и совсем разозлился.

— Ну? — сказал он сквозь стиснутые зубы. — Продолжай в том же духе, — и немного присел, готовясь к очередной атаке.

Арья посмотрела на него, прищурилась с неожиданной злобой и пожала плечами:

— Вот и отлично.

И они снова бросились друг на друга, испуская во­инственные кличи и наполняя все вокруг лязгом мечей. Они сходились и расходились без конца; оба взмокли и покрылись слоем пыли, а у Эрагона к тому же хватало весьма болезненных синяков и царапин. Но они продолжа­ли сражаться с угрюмыми, решительными лицами, и ни­кто из них не просил — и не предлагал — прекратить этот жестокий, мучительный поединок.

Сапфира наблюдала за ними, удобно устроившись на краю поля, где зеленела густая весенняя трава. По большей части свои соображения она держала при себе, чтобы не от­влекать Эрагона. Но время от времени она все-таки делала краткие замечания относительно его техники или техники Арьи, и Эрагон каждый раз находил эти замечания весьма ценными. Он, правда, подозревал, что Сапфира не раз са­мовольно вмешивалась в ход боя, спасая его от особенно опасных, как ей казалось, ударов. Порой он отчетливо ощу­щал, что его руки и ноги действуют гораздо быстрее и лов­чее, чем следовало, а иногда и опережая его собственные намерения. Когда это происходило, в голове он чувствовал слабое покалывание, и это означало, что Сапфира завладе­ла какой-то частью его сознания и управляет ею.

Наконец он не выдержал и попросил Сапфиру прекра­тить это:

«Я должен научиться сам противостоять натиску Арьи. Ты же не можешь помогать мне всегда. Мало ли что может случиться».

«Я могу попытаться».

«Я знаю. Я и сам готов всегда тебе помогать. Но пойми, Сапфира: на эту гору я должен взобраться сам!»

Уголки ее губ чуть изогнулись:

«А зачем взбираться самому, если туда можно взлететь? Ты никогда никуда не доберешься до вершины на этих сво­их коротеньких подпорках, которые вы именуете ногами».

«Доберусь, и ты прекрасно это понимаешь. И потом, летать я могу только с твоей помощью, на твоих крыльях. Зачем мне нечестно завоеванная победа, если она прине­сет лишь мгновенный и весьма дешевый восторг?»

«Победа — это победа, а мертвый противник — это мерт­вый противник, как бы ты этого ни хотел».

«Сапфира…» — грозно предупредил он ее.

«Хорошо, маленький брат, я больше не буду».

И, к большому облегчению Эрагона, Сапфира и впрямь его послушалась и перестала ему помогать, позволив ре­шать все задачи самостоятельно, но продолжала зорко сле­дить за каждым его движением.

Рядом с Сапфирой у края поля собрались и эльфы, ко­торым было поручено охранять ее и Эрагона. Заметив их, Эрагон нахмурился: ему было чрезвычайно неприятно, что еще кто-то видит его бесконечные ошибки и пораже­ния. Впрочем, эльфы все равно не согласились бы уйти. Да и кое-что полезное в их присутствии было: прочие любо­пытствующие старались держаться подальше от поля, где в яростной схватке сходятся Всадник и эльфийка. И не то чтобы Блёдхгарм, этот эльф в волчьей шкуре, делал что-то особенное, чтобы обескуражить тех, кто хотел бы погла­зеть на поединок. Обычных зевак достаточно сильно сму­щало уже само его присутствие.

Чем дольше Эрагон упражнялся в искусстве владения мечом, тем сильней становилось его отчаяние. Он, прав­да, ухитрился победить в двух поединках. Но, во-первых, с огромным трудом, отчаянно сражаясь, а во-вторых, бла­годаря скорее удаче, чем умению. На такие увертки он вряд ли решился бы во время настоящего поединка, разве что совершенно плюнув на собственную безопасность. За ис­ключением этих двух, как он считал, случайных побед, Арья продолжала одерживать над ним верх, причем с невероят­ной легкостью.

Вскоре гнев и отчаяние Эрагона достигли точки ки­пения, и ему изменило всякое чувство меры. И однажды, вспомнив те, не совсем достойные способы, которые два раза обеспечили ему победу, он поднял правую руку с ме­чом и приготовился метнуть его в Арью, как метнул бы во врага боевой топор.

И в ту же секунду в его ушах раздался чей-то могучий го­лос, и это, безусловно, была не Арья, не Сапфира и не кто-то из эльфов. Этот голос явно принадлежал дракону, при­чем мужского пола. Эрагон попытался прервать эту связь, спешно устанавливая мысленный барьер, ибо полагал, что это голос Торна. Однако громовой голос не умолкал. Он до­стигал, казалось, самых потаенных уголков его сознания и был подобен грохоту горного обвала. И только тут Эра­гон догадался, что с ним говорит Глаэдр.

«Довольно», — сказал золотистый дракон, и Эрагон за­мер, сделал крошечный шажок вперед, споткнулся и чуть не упал ничком. Он даже на носки поднялся, чтобы удер­жаться и не метнуть Брисингр в Арью. Однако успел за­метить, что и все они — Арья, Сапфира, Блёдхгарм и эль­фы — тоже услышали мысленный приказ Глаэдра и сперва притихли, а потом удивленно зашевелились.

По голосу Глаэдра чувствовалось, что душа его, непо­стижимая и бездонная, по-прежнему истерзана горем. Но впервые после гибели Оромиса во время битвы при Гилиде старый дракон, похоже, испытывал желание с кем-то по­общаться, а не погружаться все глубже и глубже в бездон­ную пропасть душевных страданий.

«Приветствуем тебя, Глаэдр-элда!» — разом откликну­лись Эрагон и Сапфира.

«Как ты поживаешь?..»

«С тобой все в порядке?..»

«А ты?..»

В мысленный разговор с Глаэдром вступили и все остальные — Арья, Блёдхгарм и еще двое эльфов, голоса которых Эрагон определить не сумел. В ушах у него теперь звучала настоящая какофония, созданная этими, перекры­вающими друг друга мысленными голосами.

«Довольно, — повторил Глаэдр, и голос его прозвучал устало и раздраженно. — Или вы хотите привлечь к себе не­желательное внимание?»

Все тут же умолкли, ожидая, что золотистый дракон скажет дальше, и Эрагон быстро переглянулся с Арьей.

Глаэдр заговорил не сразу. Он еще несколько минут на­блюдал за ними, и его мысленное присутствие тяжело да­вило на сознание Эрагона, хотя, видимо, и остальным это давалось нелегко.

Затем снова прозвучал звучный повелительный голос старого дракона:

«Вы слишком увлеклись этими упражнениями. Это продолжается слишком долго… А ты, Эрагон, не должен уделять столько времени фехтованию. У тебя есть и более важные дела. Меч в руке Гальбаторикса — это отнюдь не са­мое страшное, чего тебе следует опасаться: как, впрочем, не следует особенно опасаться и того острого клинка, что у него во рту. А вот тот кинжал, что у него в голове, может быть чрезвычайно опасен. Величайший талант Гальбато­рикса заключается в том. что он способен червем заползти в самые глубины, в самые сокровенные уголки твоей души и в итоге подчинить тебя своей воле. Вместо боев с Арьей тебе следовало бы сосредоточиться на умении управлять собственными мыслями. Пока что твои мысли прискорбно недисциплинированны… Или ты все-таки будешь настаи­вать на этих бесконечных и бессмысленных сражениях?»