Наследие

— Ах так? Но ты не сказал им…

— Конечно нет!

«Вернемся к прерванному разговору!» — прогрохотал у обоих в ушах голос Глаэдра. Эрагон и Арья тут же разо­шлись в разные стороны и вновь включились в мысленную дискуссию с золотистым драконом.

Понимая, что, возможно, совершает ошибку, но все же не в силах сдержаться, Эрагон спросил:

«Учитель, ты действительно можешь научить меня тому, что мне знать необходимо, еще до того, как мы до­стигнем Урубаена? Ведь у нас так мало времени, и я…»

«Я могу начать прямо сейчас, если ты внимательно будешь меня слушать, — сказал Глаэдр. — Внимательно, го­раздо внимательнее, чем прежде. И беспрекословно мне подчиняться».

«Я готов и слушаю тебя, учитель».

И все же Эрагон не мог не задаваться вопросом, что в действительности дракон знает об искусстве фехтова­ния. Глаэдр мог, конечно, многое узнать от Оромиса, как и Сапфира многое узнавала от него, Эрагона, но, несмотря на разделенный с Оромисом опыт, сам-то Глаэдр, есте­ственно, мечом никогда не владел — да и как он мог? Эраго­ну казалось, что, если Глаэдр станет учить его парировать удары, это будет примерно то же самое, как если бы он, Эра­гон, учил дракона парить в восходящих потоках воздуха над щекою горы. Эрагон мог бы объяснить это умение, но, разумеется, не так хорошо, как Сапфира, ибо его знания были вторичны, и тут не могло помочь никакое абстракт­ное умение осмысливать чужой опыт. Должно быть, какая-то часть этих сомнений просочилась сквозь поставленные Эрагоном мысленные барьеры, и Глаэдр, услышав их, на­смешливо фыркнул — точнее, изобразил это мысленно, ведь навыки, приобретенные телом, забыть невозможно.

«Любой бой ведется по одним и тем же правилам, Эра­гон, — сказал он, — и все достойные воины в чем-то похо­жи друг на друга. Преодолев определенный предел в вос­приятии, тебе уже не важно, чем ты сражаешься — мечом, когтями, клыками или хвостом. Это правда, ты, Всадник, должен отлично владеть привычным тебе оружием, одна­ко любой , имея время и желание, тоже может достигнуть в этом истинного мастерства. Для этого просто требуется воображение и умение мыслить, а как раз этими качества­ми и обладают все лучшие воины, даже если с виду они и представляются тебе совершенно не похожими друг на друга. — Глаэдр немного помолчал, потом вдруг спросил: — Ты помнишь, что я сказал тебе однажды?»

И Эрагон, не помедлив и секунды, ответил:

«Я должен научиться видеть то, что у меня перед глаза­ми. И я пытался, Учитель. Правда, пытался!»

«Но по-прежнему почти ничего не видишь! Посмотри на Арью. Почему она может от раза к разу одерживать над тобой верх? Потому что она тебя понимает , Эрагон. Она знает, кто ты, как ты мыслишь, и именно это позволяет ей с таким постоянством побеждать тебя. Почему Муртагу удалось так здорово тебя… выпороть на Пылающих Равни­нах? Ведь ничуть не сильнее и не ловчее тебя».

«Потому, наверное, что я устал, был совсем без сил, и…»

«А как Муртагу удалось ранить тебя в бедро во время вашего последнего поединка, тогда как ты смог ему только щеку оцарапать? Я скажу тебе, Эрагон, почему это произо­шло. Не потому, что ты устал, а он был бодр и свеж. Просто он тебя понимает , а ты его нет. Муртаг просто знает боль­ше тебя, а потому имеет над тобой власть. Как и Арья. — Глаэдр помолчал, потом снова заговорил: — Посмотри на Арью, Эрагон. Хорошенько посмотри. Она видит тебя та­ким, какой ты есть, но разве ты способен так ее видеть? Разве ты достаточно хорошо ее себе представляешь, чтобы понять, как можно нанести ей поражение?»

Эрагон посмотрел на Арью. Она тоже смотрела на него в упор, и в ее глазах он прочел решительность и желание во что бы то ни стало обороняться, защищаться. Казалось, она одновременно и бросает ему вызов, предлагая попытаться раскрыть ее тайны, и очень боится того, что может про­изойти, если он эти тайны действительно раскроет. Сомне­ния бурлили в душе Эрагона. А действительно, достаточно ли хорошо он ее знает? Может быть, ему лишь казалось, что он ей близок? Может быть, он сам себя обманывал, прини­мая чисто внешние проявления за душевную приязнь?

«Ты тогда позволил себе рассердиться больше, чем сле­довало бы, — мягко сказал Глаэдр. — Гнев имеет право на су­ществование, но в данном случае он тебе не поможет. Путь воина — это путь познания. Ты можешь проявить гнев, но должен сражаться с помощью знаний, при этом не теряя самообладание от гнева. Иначе боль и разочарование бу­дут твоей единственной наградой.

Ты должен сохранять спокойствие, даже если по пятам за тобой, щелкая зубами, гонятся сто кровожадных врагов. Освободи свои мысли, пусть они будут подобны поверхно­сти глубокого озера, отражающего все, что находится ря­дом, но при этом остающегося гладким и невозмутимым. И вместе с этим спокойствием к тебе придет понимание. Ты освободишься от иррациональных страхов, связанных с вопросами побед и поражений, жизни и смерти.

Ты не можешь предсказать каждое событие в своей жизни, не можешь каждый раз, встречаясь с врагом, гаран­тировать собственный успех. Но, видя все и ничего не упу­ская из виду, ты без особых трудностей сумеешь приспосо­биться к любым переменам. Воин, способный легче других приспособиться к неожиданному — это воин, который и про­живет дольше других.

Так что смотри на Арью, смотри и старайся увидеть то, на что смотришь, а потом поступай так, как сочтешь наи­более соответствующим данным условиям. И, начав дей­ствие, не позволяй собственным мыслям отвлекать тебя. Думай, не думая, как если бы ты подчинялся инстинкту, а не разуму. А теперь иди и попробуй снова».

Эрагон потратил совсем немного времени на то, чтобы собраться и вспомнить все, что он знает об Арье: о ее вкусах и привычках, о манере вести себя, о наиболее важных со­бытиях ее жизни, о том, чего она боится и на что надеется, но самое главное — о том мощном темпераменте, что в ней таится, являясь основой всего, в первую очередь — ее от­ношения к жизни… и к сражениям. Все это он постарал­ся учесть и, исходя из этого, представить себе самую суть ее личности. Это была труднейшая задача, особенно с тех пор, как он увидел в Арье прекрасную женщину, которую обожал, о которой страстно мечтал… Сейчас нужно было посмотреть на нее как на целостную личность, личность очень сложную и существующую совершенно независимо от его собственных нужд и желаний.

Выводы ему пришлось сделать весьма поспешно, и он опасался, что все они слишком примитивные, почти дет­ские. Затем, решительно отбросив в сторону неуверен­ность, он шагнул вперед и поднял свой меч и щит в знак того, что готов к поединку.

Он чувствовал, что Арья ожидает от него применения какого-нибудь нового приема, но начал поединок с того же, что и в оба предыдущих раза, резкого выпада с пово­ротом, пытаясь нанести ей косой удар в правое плечо, не защищенное щитом. Эта уловка ее вряд ли обманула бы, но заставила бы задуматься, что он намерен предпринять дальше, и он понимал: чем дольше она будет размышлять, тем лучше.