Наследие

«Благополучной тебе охоты», — сказал Эрагон.

И, чувствуя, что Сапфира прервала с ним мысленную связь, он вернулся к обсуждению планов по захвату Драс-Леоны, понимая, что и его жизнь, и жизнь Сапфиры будет зависеть от тех решений, которые примут Насуада, Орик и Оррин.

Эрагон пошевелил плечами, поправляя металлическую кольчугу, которую на всякий случай надел под рубаху.

Вокруг них лежала тьма, тяжелая, давящая. Толстый слой туч скрывал луну и звезды. Без того красного колдов­ского огонька, который держала на ладони Анжела, даже Эрагон и эльфы ничего не смогли бы разглядеть.

Воздух был влажный, и пару раз на лицо Эрагону упали капли дождя.

Эльва только рассмеялась, когда он попросил ее о по­мощи, и отказалась пойти с ними. Он долго и упорно убеждал ее, но безуспешно. Даже Сапфира вмешалась, подлетев к той палатке, где жила девочка-ведьма. Она пристроила голову буквально в футе от Эльвы, так что бедняжке пришлось смотреть прямо в сверкающие, не­мигающие глаза драконихи.

В присутствии Сапфиры Эльва не осмеливалась сме­яться в открытую, но идти с ними по-прежнему отказыва­лась. Ее упрямство приводило Эрагона в отчаяние. И все же он не мог не восхищаться силой ее характера; сказать «нет» в ответ на просьбу Всадника и дракона было не так-то просто. С другой стороны, несчастная девочка за свою короткую жизнь испытала столько боли! И этот печаль­ный опыт закалил ее так, как не были закалены даже са­мые отчаянные и храбрые из варденов.

Шагавшая рядом с Эрагоном Арья плотнее запахнула свой длинный плащ. Эрагон тоже был в плаще, как и Ан­жела, и черноволосый эльф Вирден, которого Блёдхгарм выбрал им в компанию. Эти плащи не только защища­ли их от ночного холода, но и должны были скрывать от любопытных глаз их мечи, что было особенно важно в го­роде — если, конечно, им удастся туда войти.

Насуада, Джормундур и Сапфира проводили их до гра­ницы лагеря. В самом лагере царила суета: люди, гномы и ургалы готовились идти на штурм Драс-Леоны.

— Очень вас прошу, — сказала Насуада, и ее дыхание тут же превратилось в облачко пара, — если не сумеете к рассвету добраться до ворот, найдите местечко, где мож­но было бы переждать до утра, а к ночи предпримете но­вую попытку.

— Вряд ли мы сможем позволить себе такую роскошь, как ждать до утра, — возразила Арья.

Насуада потерла замерзшие руки и кивнула. Она каза­лась какой-то необычайно встревоженной.

— Да, наверное. Так или иначе, мы будем готовы высту­пить, как только вы с нами свяжетесь — вне зависимости от времени суток. Ваша безопасность важнее взятия Драс-Леоны. Помните это. — Ее взгляд скользнул на Эрагона.

— Нам пора идти, — сказал Вирден. — Близится рассвет.

Эрагон на мгновение прижался лбом к Сапфире.

«Доброй охоты», — ласково пожелала она ему.

«И тебе доброй охоты».

Обоим не хотелось расставаться, и Эрагон догнал Арью и Вирдена, следовавших за Анжелой, уже на некото­ром расстоянии от лагеря. Они направлялись к восточной окраине города. Насуада и Джормундур шепотом пожела­ли им счастливого пути и удачи, и все вокруг окутала тиши­на, в которой слышалось лишь учащенное дыхание четве­рых варденов и шорох их шагов.

Анжела совсем уменьшила свечение волшебного огонька, и он был теперь едва виден, так что Эрагон с трудом различал во тьме собственные ноги. Приходилось сильно напрягать зрение, чтобы не натыкаться на валуны и завалы ветвей.

Примерно час они шли в полном молчании, потом травница вдруг остановилась и прошептала:

— Все. По-моему, мы пришли. Я довольно хорошо опре­деляю пройденное расстояние, хотя, конечно, могла и про­считаться на добрую тысячу футов. В такой темнотище ни в чем нельзя быть полностью уверенной.

Где-то слева от них над горизонтом проплыл десяток крошечных, с булавочную головку, огоньков — единствен­ное свидетельство того, что они находятся рядом с Драс-Леоной. В темноте эти огоньки казались совсем близкими.

Эрагон, Арья и Анжела окружили Вирдена, который опустился на колени и стянул с правой руки перчатку. Приложив ладонь к земле, эльф принялся выпевать закли­нание. Пока он пытался определить, где находится под­земный ход, Эрагон внимательно всматривался в окружа­ющую тьму и чутко прислушивался, опасаясь возможного появления городской стражи. Капли дождя стали теперь падать все чаще, но Эрагон надеялся, что к моменту штурма погода улучшится — если, конечно, штурм вообще начнет­ся и они сумеют объединиться с остальными варденами.

Где-то загукала сова, и Эрагон невольно схватился за рукоять Брисингра, но вовремя остановился. «Барзул!» — произнес он про себя любимое ругательство Орика. Он явно слишком нервничал, понимая, что ему, возможно, вот-вот придется снова вступить в схватку с Муртагом и Торном.

«Я же наверняка проиграю , если буду так психовать», — думал он. Он постарался замедлить дыхание и приступил к тем мысленным упражнениям, которым научил его Глаэдр. Эти упражнения помогали восстановить контроль над собственными чувствами.

Старый дракон без особого восторга отнесся к тому за­данию, которое им было поручено, но и препятствовать не стал. Обсудив с Эрагоном кое-какие тонкости, Глаэдр сказал: «Опасайся темных мест, Эрагон. Там порой шны­ряют очень странные существа». Подобное напутствие не­сколько удивило Эрагона: вряд ли оно могло показаться ободряющим.

Он вытер мокрое от мороси лицо, но руку с рукояти меча так и не снял. Кожа перчатки была приятно гладкой и теплой на ощупь.

Сунув руку за пазуху, он поддел большим пальцем пере­вязь Белотха Мудрого, с удовольствием ощутив тяжесть двенадцати безупречных алмазов, спрятанных в ней. Ран­ним утром он пошел на задний двор, где повара забивали кур и овец, чтобы накормить варденов завтраком, и пере­нес энергию умирающих животных в алмазы Белотха. Он ненавидел подобные операции. Когда он вступал в мыслен­ный контакт с умирающим животным или птицей — если у того, разумеется, еще была цела голова, — то страх и боль несчастного существа становились его страхом и болью, а потом бедняга ускользал в пустоту, и Эрагон каждый раз чувствовал, будто умирает с ним вместе. Это было просто ужасно, и душу его охватывала паника. Поэтому, когда было возможно, он старался шепнуть обреченным животным не­сколько слов на древнем языке, чтобы хоть как-то успоко­ить их, утешить и умерить их боль. Иногда ему это удава­лось, а иногда — нет. Хотя все эти животные, так или иначе, должны были умереть, он все равно каждый раз страдал: ему казалось, что это он виновен в их смерти. И он чувство­вал себя нечистым, словно выпачканным в грязи.

Теперь перевязь Белотха Мудрого стала намного тяже­лее, ибо в ней была спрятана сила многих убитых живот­ных. Но даже если бы спрятанные в перевязи алмазы сами по себе ничего не стоили, для Эрагона эта перевязь все равно была бы дороже золота — ведь сколько жизней было отдано, чтобы наполнить ее могуществом!