Денис Юрин - Призраки подземелий

Несмотря на жесткое требование и явную угрозу, Аламез не повернул назад, за что тут же и поплатился. К нижней плите пологого спуска он уже скатился калачиком, корчась от жуткого приступа боли и судорожно сжимая обеими руками как будто пронзенный раскаленным вертелом живот. Мучения были жуткими, и уже пожалевший о своем своенравном упрямстве моррон непременно бы закричал, не только перебудив оставленных в казарме попутчиков, но и отогнав истошным воплем к дальнему берегу озера всю водившуюся в нем рыбу. Однако его гортань как будто слиплась, воздух из легких выходил, но вместо крика получалось лишь тихое, надсадное шипение.

Сжигавшая внутренности резь неожиданно исчезла, и Дарк, исключительно ради того, чтобы проверить смелое предположение, сделал шаг вперед. Новый приступ боли не заставил себя долго ждать, но так же быстро и закончился. Ему не позволяли уйти, но вовсе не хотели убивать. Смерть моррона была не нужна ни Коллективному Разуму, ни кому-то еще, кто предпочитал изъясняться на махаканском и наивно полагал, что его понимают. Впрочем, желанного результата голоса достигли. Хоть их «слова» прозвучали недостаточно убедительно, но «дела» принудили Дарка к исполнению чужой воли.

Оскорбленный, что с ним обращаются, как с непослушной собакой – после недолгих и, в общем-то, формальных уговоров сразу же пустили в ход хлыст, – Аламез стал поспешно подниматься наверх. Моррон злился на своего создателя, но в то же время и понимал, насколько это бессмысленно. Получивший пару болезненных ударов пес может хоть как-то отомстить жестокому хозяину: улучив момент, тяпнуть обидчика за мягкое место; позволить ночному вору безнаказанно обокрасть дом; или сотворить в хозяйских башмаках зловонную лужу. Он же ровным счетом ничего поделать не мог. Неисполнение же воли Коллективного Разума было чревато для него серьезными последствиями.

Вернувшись на стоянку, Дарк стал думать, чем бы заняться. Его планы были сорваны, а после болезненного воздействия общий тонус организма заметно повысился, и спать, как назло, не хотелось. Будить попутчиков было бессмысленно. Проснувшись, разведчики захотели бы продолжить путь, а он был пока прикован к этому месту, не понимая, почему, и не зная, надолго ли. Аламез не мог сообразить, как будет объяснять Ринве, что ему на какое-то неопределенное время необходимо остаться на этой стоянке. Трудно дать другому человеку вразумительный ответ, когда сам его не знаешь.

Подсказка к разгадке этого таинства наверняка крылась на открытом захоронении мертвых тел, но копаться в кучах костей, догнивающей плоти и искореженного железа Дарк не собирался. Он даже, насколько это было возможно, обходил мертвые тела стороной, причем отнюдь не из-за брезгливости. Сам бы он, конечно, не умер, если бы подцепил какую-нибудь заразу ( ведь тело моррона было способно побороть любую смертельную для человека инфекцию ), но его попутчики вряд ли бы выжили, тем более без лекарского ухода, целебных снадобий и теплой постели. Лишаться союзников, хоть и бывших себе на уме, Аламезу крайне не хотелось.

Поскольку уйти со стоянки было нельзя, а ходить кругами вокруг пустых строений в высшей мере бессмысленно, да и малоприятно из-за трупного смрада, Дарк решил отправиться к берегу, пока еще не зная, что именно будет делать. На ум моррону приходили две идеи: доплыть до скалы на правом краю бухты и изучить покрывавшую её слизь или понырять возле берега в поисках останков другой затопленной лодки. Как бы там ни было, а погружения в холодную воду было не избежать. Просто сидеть на каменных плитах, подобно неживому истукану, и взирать на воду было еще мучительней, чем лежать на кровати с закрытыми глазами и мечтать, что рано или поздно, но к тебе обязательно придет сон.

Дойдя до кромки воды, Аламез уже отложил кирку со светящейся палкой и собирался стянуть с себя рубаху, как его внимание привлекло нечто странное, вдруг появившееся вдали, причем вовсе не объект, а легкое, едва уловимое глазом изменение цветового фона над поверхностью воды. В свете искусственного факела были отчетливо видны лишь предметы вблизи, то же, что находилось на удалении тридцати-сорока шагов, скрывала сплошная пелена темно-зеленого фона, бывшего лишь чуть-чуть посветлее толщи воды. Слева от Дарка небольшой участок пространства вдруг начал светлеть, медленно, но верно приобретая очертания расплывшегося пятна. Это могло означать лишь одно – приближение другого источника света.

Моррон впал в замешательство, но кто-то, крепко засевший у него в голове, взял под контроль непослушное тело и приказал на миг застывшим рукам продолжить снимать рубаху, а затем, сложив её пополам, бросить на лежащую под ногами осветительную палку. Окружающий мир тут же погрузился во мрак за исключением двух едва светившихся зеленым цветом пятен. Одно, довольно большое, находилось прямо у Дарка под ногами, едва пробиваясь сквозь сложенную вдвое толстую ткань рубахи, а другое, размером чуть крупнее медяка, светилось над водами озера.

« Это корабль или лодка! Кто-то подплывает к берегу, и этот кто-то пользуется точно таким же светящимся раствором, как мы! Этот кто-то явно враг! » – быстро пронеслась в голове Аламеза вполне трезвая мысль, мгновенно побудившая к действию.

Прекрасно понимая, что раз он заметил пятно, то и плывущие на корабле наверняка приметили светящуюся на берегу точку, Дарк всё же откинул рубаху с «факела» и, быстро подхватив лежащие под ногами пожитки, что есть силы понесся к баракам, собираясь предупредить спящих соратников о приближении судна чужаков.

Бежал он быстро, но всё равно опоздал. Честь пробудить разведчиков ото сна досталось кому-то иному, невидимому, но зато громко услышанному. Не успел моррон промчать и десяти шагов, как мертвецкую тишину, царившую над бухтой, разорвал громкий и как будто пронизывающий всё тело насквозь рёв походной трубы, какой обычно звучит, когда выстроенные в поле пехотные полки готовятся принять на себя первый и самый мощный удар вражеской кавалерии.

Сигнал тревоги многократно усилило эхо, раскатившееся под сводом огромной пещеры, и уж точно не только встревожившее всю рыбу в подземном озере, но и перепугавшее зверье в радиусе нескольких миль. Звук был настолько мощным, что даже сотряс плиты под ногами моррона, однако барабанных перепонок не повредил, по крайней мере, когда он резко оборвался, в ушах Дарка не воцарилось монотонное гудение, и они сохранили способность слышать.

Возвращаться к соратникам уже не имело смысла. Рёв трубы, донесшийся неизвестно откуда, их уже разбудил, и они сами вот-вот должны были появиться из казармы. Аламез был абсолютно уверен, что Ринва с Вильсетом, похватав мешки, сразу же побегут к воротам. Он бы сам так поступил, имей возможность. Однако, поскольку руководящие им высшие силы были против его далеко не постыдного отступления, Дарк решил, наоборот, вернуться к берегу: отчасти чтобы не мешать попутчикам благополучно спасать свои жизни; отчасти чтобы лучше рассмотреть, что там будет дальше происходить. Если бы разведчики увидели его, то потеряли бы драгоценное время, пытаясь уговорить бежать вместе с ними к воротам. Также они подумали бы, что охранявший их сон часовой уже подленько ретировался, бросив спящих спутников, то бишь их, на произвол судьбы. По большому счету, Аламезу было без разницы, сочтут его трусом или нет. Мнения, репутация, слава и честное имя – в этих категориях мыслят лишь те, кто заботится прежде всего о себе, а затем уж немного о деле. Морронов же не волнуют слава, которую они переживут, репутация, которая недолговечна, и мнения людей, не способных увидеть мир таким, каков он на самом деле, и понять истинную мотивацию поступков легионеров, порой кажущихся более чем странными. Морронов волнует лишь дело, и поэтому Дарк, натянув на себя рубаху и возложив на плечо кирку, неспешным шагом направился обратно к берегу, тем более что, говоря языком бродячих комедиантов, «представление» уже началось.