Денис Юрин - Призраки подземелий

Так и не заметив, как рассердился едва не налетевший на нее моррон, Ринва с полминуты постояла неподвижно, важно держа руки в боки, стреляя хищно прищуренными глазками по сторонам и вслушиваясь в тишину леса, нарушаемую лишь пением птиц да тяжелым дыханием стоявшего у нее за спиной спутника. Вначале Дарку показалось, что застывшая, словно изваяние, девица сбилась с пути и пытается припомнить дорогу; потом он подумал, что Ринву что-то насторожило: то ли странный шорох, которого он не услышал, то ли быстро промелькнувшая между деревьями тень, которую он не заметил. Встревоженный поведением напарницы, моррон потянулся свободной рукой к мечу и уже приготовился сбросить ношу с плеч, но оказалось, что его опасения были напрасными. Девушка ничего подозрительного не увидела и не услышала, а просто остановилась, потому что устала, но перед тем, как присесть на мягкую, кое-где видневшуюся под ногами травку и растереть ладошками натруженные ножки, вдруг решила окинуть оценивающим взором окрестности. По мнению Аламеза, ей и утруждаться не стоило, местность была самой что ни на есть неподходящей для стоянки, пусть даже краткой, всего на несколько минут…

В радиусе десяти-двенадцати шагов деревья росли редко, а кустов и в помине не было. Из едва прикрытой мелкой, чахлой травкой земли уродливо торчали коренья, так что лечь на нее – только измучить бока. Сушняка, пригодного для разведения небольшого походного костерка, поблизости не виднелось, но зато сами путники были как на ладони. Пустившиеся в погоню за убийцами часовых виверийцы или просто прячущиеся в лесу от солдат злодеи могли незаметно подкрасться к ним сразу с трех сторон и пристрелить. А единственный путь к спасению преграждал простиравшийся впереди овраг, судя по тихому, монотонному шипению, доносившемуся из его глубин, кишащий лесными гадюками и прочими ползучими тварями. Будь воля Дарка, он не задержался бы на этом месте долее полминуты, но оспаривать решение ведущей его к цели спутницы моррон не стал; отчасти потому, что не хотел учить девицу, отчасти из-за врожденной нелюбви к скандалам и прочей бессмысленной болтовне на повышенных тонах.

– Здесь Вильсета подождем. Местность открытая, мимо нас не проскочит, – усаживаясь на маленький островок травы, объяснила Ринва свой выбор места для стоянки и, даже не взглянув в сторону Дарка, сразу же принялась растирать натруженные конечности. – Ты б пока переоделся, что ль… Путь долгий. Обещаю, в мокрых шмотках еще набегаешься.

– А ты? Ты-то чего не торопишься тряпье скинуть? – спросил моррон, сбросив наземь мешок. – Неужто застынуть не боишься, иль у вас, у шпионов, зелья какие на этот случай имеются?

– Потерпи, на прелести мои нагие еще налюбуешься, – с презрением хмыкнула девица, но, по взгляду Дарка мгновенно сообразив, что, во-первых, ошиблась, а во-вторых, что так лучше впредь не шутить, добавила: – Мое барахло в другом мешке. И рада бы те компанию составить, да Вильсета придется обождать. Авось долго не проплутает.

К собственному стыду, Дарк вынужден был признать, что не помнил первого имени Крамберга, хотя ему почему-то казалось, что в отряде обманщик назывался другим, более походившим на герканское именем. От «Вильсета» же неприятно отдавало филанийским запашком. В памяти Аламеза тут же возникли не очень приятные картины из относительно недавнего прошлого, когда он только воскрес и практически вслепую, не понимая времени, в которое попал, блуждал по Альмире, пытаясь найти своих; когда он мог убить Фегустина Лата и тем самым избежать многих нынешних бед.

– Коль одежонку менять стесняешься, достань-ка флягу из мешка, – оторвал моррона от воспоминаний голос Ринвы, желавшей промочить горло, а заодно и немного согреться изнутри. – Она там сверху почти… прям под твоим тряпьем должна быть.

Немного удивленный, но вовсе не оскорбленный поспешным и голословным обвинением в стеснительности, Аламез решил из принципа доказать девице обратное. Всего за пару секунд справившись со слишком туго затянутым узелком мешка, Дарк опустился на колени и бойко взялся за ознакомление с его содержимым, выкладывая прямо на землю аккуратно сложенную одежду. Сам он вещи не собирал, так что даже загорелся живым интересом, во что же ему разведчица предлагала облачиться. Как правило, реальность скуднее и беднее фантазий. Этот случай, к сожалению, не стал приятным исключением из серого, печально-депрессивного правила обманутых ожиданий. Сначала Аламез извлек из мешка невзрачные темно-серые штаны, в каких обычно ходят крестьяне, но только пока еще чистые и не драные; затем достал стоптанные сапоги со сбитыми подошвами, изрядно потрескавшиеся на местах сгибов. Остальные предметы нового гардероба также не удивили моррона ни изяществом, ни хорошим состоянием. Стираная-перестираная рубаха с открытым воротом, обмахрившимися рукавами и лоскутными заплатками на локтях да видавший виды плащ; благо что хоть с капюшоном, не с оборванными завязками и, судя по толщине грубой, неприятно покалывающей пальцы ткани, довольно теплый.

– Ну уж извиняй! Как-то не поспела в Удбише к портному сбегать, – не без злорадства рассмеялась Ринва, правильно истолковавшая причину огорченного выражения на лице моррона. – Но ты уж не печалься так! Щеголять-то в нарядах дорогих да красотищей мужской сверкать всё равно не перед кем! На ближайшее время я единственная баба, кою ты видеть будешь. А по мне ты убог и отвратен, что в одежонке, что без…

– Пойло держи! – прервал издевательства моррон, достав из мешка увесистую деревянную флягу и резко метнув ее прямо в лицо самодовольно ухмылявшейся девице.

Что бы ни говорили умники-пацифисты о вреде мести, но раздосадованному моррону, внезапно ощутившему себя объектом примитивного женского глумления, заметно полегчало сразу же после броска, хотя, несмотря на близкое расстояние, снаряд не достиг цели. Реакция Ринвы была намного лучше, чем Дарк предполагал. Правая рука разведчицы поймала на лету флягу, когда днище почти коснулось кончика ее носа.

– Попробуй еще раз, и я тя собственные уши сожрать заставлю! – грозно прошипела девица, уже не ухмылявшаяся, а искривившая красивое личико в гримасе ярости.

Дарк ничего не ответил. К чему слова, когда достаточно было мило-премило улыбнуться и послать раскрасневшейся от злости спутнице невинный воздушный поцелуй. Эта неожиданная выходка должна была заставить шутницу либо наброситься, либо замолчать, но в любом случае разведчица впредь поостереглась бы так топорно язвить и уничижать мужское достоинство. Ринва избрала второе. Она замкнулась в себе, отвернулась и нашла утешение в опустошении фляги, предоставив тем самым моррону возможность спокойно переодеться хоть в унизительно простую для рыцаря, но зато чистую и сухую одежду. Почему-то Аламез не сомневался, что для себя подручные фон Кервица прихватили куда более достойные сменные платья. Его таким своеобразным способом хотели унизить, а заодно и недвусмысленно намекнуть, что знают о его далеко не благородном происхождении. Парадокс ситуации и одновременно насмешка судьбы состояла в том, что именно в этом сотрудники герканской разведки глубоко заблуждались. Им было известно, что их спутник моррон, но неоткуда было узнать, что до своего первого воскрешения Дарк был урожденным дворянином, вот только не герканским, а имперским.