Мария Гинзбург - Черный ангел

Бывший разведчик родился во Франкфурте. После того, как Германия стала частью Заповедника, старинный город получил чудовищное, практически непроизносимое имя Келенбороност. А вот Карл родился не в Старом свете, а в Новом. После Второй Мировой войны некоторым немцам пришлось бежать со своей родины, спасаясь от международного трибунала. К бывшим военным преступникам благосклонно отнеслись в Аргентине, где они и осели. В безлюдных горах они построили неприступную крепость и назвали ее Шербе — «осколок». Карл, как и многие потомки беженцев, уже не разделял их взглядов. Но и не очень афишировал свое происхождение. Мало приятного быть внуком беглого преступника. Однако прозвучавший упрек был неприятен даже Фрицу. Шмеллинга же он должен был вообще привести в бешенство.

Бауэр вздохнул. Теперь Лео и Хайнцу придется закапывать не четыре трупа, а минимум восемь. Экипаж буксира был невелик. Что с того, что смутьяну уже набили морду? Ведь свидетелями оскорбления были экипажи всех судов, дожидавшихся досмотра.

— Какие мы смелые! — растягивая слова, произнес Карл.

Белый, как героин, капитан «Теодора Крайслера» ответил ему так:

— Простите нас, господин Шмеллинг.

— Да, я фашист, — тихо сказал Карл. И продолжал, все повышая голос:

— И отец мой был фашистом. И дед, и прадед. Так что у меня особого выбора не было. Но ведь у вас — был. У вас же тут недавно была демократия. И что? Такую страну просрали!

Карл выразительно обвел рукой вокруг. Последние слова Шмеллинга прозвучали так оглушительно, что вспугнули стаю чаек, мирно дремавшую на волнах. Птицы поднялись в воздух с возмущенными криками.

— Вы совершенно правы, господин Шмеллинг, — сказал капитан «Теодора Крайслера».

— То-то же, — ответил Карл, и добавил, обращаясь к Фрицу: — Продолжай проверку.

Карл двинулся к замку. Белобрысый парнишка последовал за ним. Бауэр заметил, что юнга тихонько всхлипывает. Фриц покачал головой и направился к «Теодору Крайслеру». Карл покосился на своего спутника и спросил:

— Как тебя зовут?

— Илья, — ответил парнишка.

— Вот что, Илья, — сказал Карл. — Посидишь у меня в подвале дня два. Потом, может быть, отпущу. Ясно?

Парнишка кивнул, а потом, испугавшись, добавил:

— Ясно, господин Шмеллинг.

Они миновали сухой док и оказались на подъездной дорожке к замку. Фриц тем временем поднялся на борт «Теодора Крайслера».

— Лютует сильно господин Шмеллинг последнее время, — доверительным шепотом сказал капитан буксира после обмена привычными приветствиями.

В лесу раздался сухой треск автоматных очередей. Капитан вздрогнул.

— А что вы всякое дерьмо везете, запрещенное к перевозкам? — хмуро ответил Бауэр. — Не возите всякую дрянь, господин Карл и не будет лютовать.

— Конечно-конечно, — торопливо согласился собеседник. — У меня все в порядке. Вот, пожалуйста, проверяйте.

Эрик отпустил секретаршу Татьяну и запер дверь. Из чисто научного любопытства. И на этот раз Небеснову удалось заметить появление Карла — потому что он очень его ждал.

Шмеллинг медленно, как клякса с обратной стороны листа или как Чеширский кот перед Алисой, проступил в пустоте между стеллажами — в том же самом месте, где стоял в прошлый раз. Эрик шумно выдохнул. Карл понял, что замечен.

— Привет. Ты сделал то, о чем мы договаривались? — спросил он с таким видом, словно появиться из пустоты — самое обычное дело для мужчины средних лет.

Эрик сглотнул и произнес с трудом:

— Да. Садись.

Небеснов указал рукой на стул. Кожаную обивку отполировали до блеска бесчисленные задницы посетителей. Карл сделал несколько шагов и опустился на стул. Эрик следил за Шмеллингом с недоверчивой надеждой. Но, видимо, перемещение такой большой массы на столь малое расстояние нетрадиционным способом не оправдывало энергетических затрат.

— Я слушаю, — сказал Карл.

— Отец Даши — не вы, — сообщил врач.

Карл закинул ногу на ногу и сказал рассеянно:

— Я так и думал. Я даже знаю, кто.

— И кто же? — поинтересовался Эрик.

— Ну, мы оба знаем, что это не Лот, — заметил Карл. — Ее отец — русский из команды Суетина, Сергей Васильев.

— Васильев, Васильев… — пробормотал Эрик. — А! Упырь!

Небеснов хлопнул себя по лбу.

— Так вот почему у Даши была такая острая реакция на сульфониламиды! — воскликнул он. И добавил: — Пусть Брюн обязательно зайдет ко мне. Мне надо кое-что ей сказать, это очень важно.

— Скажи мне, — предложил Карл.

Эрик молча посмотрел на него.

— Возможно, Брюн уже никогда не сможет придти к тебе, — сказал Карл.

— Она умерла? — спросил Эрик осторожно.

— Я не знаю, — ответил Карл отстраненно.

Эрик покачал головой.

— У Васильева была порфирия, — сказал он. — Генетическое заболевание крови. Ген этой пакости доминантен. Так что скорее всего, у Даши она тоже есть.

— Это опасно? — спросил Карл. — В чем она выражается, эта порфирия?

— Да не очень, — ответил Эрик. — Надо меньше находиться на солнце и не жрать антибиотики горстями. А вообще, конечно, лечиться надо.

— Ты можешь ее вылечить?

Эрик снял очки и устало посмотрел на Шмеллинга. Без защиты стекол глаза его оказались большими и детскими.

— Карл, — сказал он, протирая линзы мягкой клетчатой фланелью. — Вы сколько классов закончили? Девять?

— Я закончил Университет Буэнос-Айреса, — меланхолично ответил Карл.

Рука Эрика остановилась на полпути.

— Я лингвист, — меланхолично продолжал Карл. — Изучал индоевропейские языки, в том числе и мертвые. На войне был переводчиком при разведуправлении Генштаба, потом — при иррипанах. Но я же не спрашиваю тебя о значении среднего залога в эпическом санскрите.

— Извините, — пробормотал Эрик.

— А, ладно, — беспечно махнул рукой Шмеллинг. — Я не первый раз сталкиваюсь с безграничной уверенностью технарей в том, что только вы вращаете Землю. Достало хуже горькой редьки.

Эрик промолчал. Карл не замечал, что в его речи до сих пор был слышен голос того, кто учил Шмеллинга русскому языку.

— Так ты можешь вылечить Дашу? — спросил Карл.

— Генетические болезни не лечатся, — ответил старый врач.

— И что теперь? Она умрет?

— Мы все умрем, — вздохнул Эрик и надел очки. — Вылечить нельзя, но облегчить состояние больного можно. Даше нужно будет обследоваться. Единственное средство, которое я знаю — это противомалярийные лекарства. Хлорохин, гидроксихлорохин. Я лечил ее отца. Когда я встретился с Васильевым, он был в ужасном состоянии. Суетин держал его в подвале, при механизмах решетки. Это был очень сильный парень, добродушный, несмотря на свое уродство…

— Эта болезнь уродует человека? Как?

Эрик выдвинул ящик стола и долго рылся в нем. Затем протянул Карлу закатанную в пластик фотографию. Карл принялся с интересом ее рассматривать.