Мария Гинзбург - Черный ангел

— Но ведь вы же ариец, господин Химмельзон.

Эрик, глубоко уязвленный, взбешенный и растроганный, поднял на него глаза. Но Карл уже исчезал — таял в воздухе, как Чеширский Кот. Только, в отличие от волшебного кота, последней от Шмеллинга осталась не улыбка, а пуля, которую он носил на серебряной цепочке. Несколько секунд цепочка и пуля поблескивали в воздухе.

Потом пропали и они.

Карл являлся представителем нации, чье название с давних пор является синонимом невозмутимости и выдержки. Поэтому, когда Брюн не проснулась ни вечером среды, ни утром в четверг, он оставался спокоен. Но к вечеру он все-таки немного занервничал. Карл хотел посоветоваться с Локи, нормально ли, что инициация длится так долго.

Но дух книги не отозвался.

Вечером пятницы Брюн оставалась так же бледна, холодна, и неподвижна, как вечером понедельника. Утешало одно. Если бы она была мертва, то уже налицо были бы признаки разложения. Однако их не было. Брюн казалась не мертвой, а словно бы высушенной, мумифицированной.

Однако Карл понял, что если не предпримет что-нибудь, то просто разнесет замок в тоске и тревоге. И он предпринял.

В тот миг, когда пятница стала субботой, Карл сидел на полу, прислонившись спиной к тахте с безучастной Брюн, и прихлебывал коньяк из горлышка бутылки. Там оставалось уж меньше трети. Из динамиков стереосистемы с грохотом изливался Вагнер. Классика всегда успокаивала Карла, чего нельзя было сказать об остальных жителях замка и обывателях прибрежной деревеньки Шолохово. Все они тоже оказались в курсе перипетий нелегких трудовых будней дочерей Одина.

Когда бутылка опустела, Карл выкинул ее в утилизатор, выключил музыку и лег рядом с Брюн. Он обнял ее, поцеловал в волосы и заснул.

Карл открыл глаза и встретился с внимательным, оценивающим взглядом Брюн.

— Вот мне интересно, что ты со мной делал? — произнесла она.

Карл снял с нее руки ее и сел, свесив ноги с края тахты.

— Ничего из того, что ты думаешь, — ответил он, не глядя на нее. — Ты хочешь есть?

— Ужасно, — энергично ответила Брюн.

— Пойдем, — сказал Карл.

Ему не надо было объяснять, куда они идут. Брюн родилась и выросла в замке Быка. Они спустились в подвал и миновали пустующий зал. Здесь при Суетине размещалась силовая установка, которая приводила в действие подъемный механизм моста. Карл заменил устаревшую установку на более компактную и экономичную, после чего огромный зал освободился. Брюн заметила:

— Папа все собирался модернизировать подъемник, но руки не доходили. То одно, то другое, знаешь, как это бывает.

В ее голосе слышалось удовлетворение и одобрение хозяйственности Шмеллинга. Карл молча кивнул в ответ. Про себя он удивлялся неторопливости Брюн и тому, что она еще может разговаривать. Когда Карл пришел в себя после инициации, его сжигала такая жажда, что он даже не помнил, как оказался рядом с Отто и оторвал ему голову. После насыщения к Карлу пришли сила и ясность сознания, но ни мигом раньше.

А ведь инициация Брюн длилась на сорок восемь часов дольше, чем его собственная. Карл видел, что она изменилась. Теперь он воспринимал людей иначе. Они напоминали Карлу небрежно выструганных деревянных куколок — все, даже Брюн. До обращения она выглядела в глазах Шмеллинга как фигурка из липы, мягкой, светлой и ароматной. Лот был солдатиком, небрежно выструганным из сосны и аляповато раскрашенным.

Теперь Брюн выглядела как человек.

— А это что? — спросила Брюн с интересом.

Она заглянула в соседний зал через узкую дверь. В полутьме поблескивали стальные части какого-то механизма и тепло пульсировала накопительная батарея.

— Это еще одна… модернизация, — сказал Карл и взял ее под локоть.

Прежде чем Брюн успела толком разглядеть необычный механизм, Шмеллинг мягко, но настойчиво увлек подругу за собой.

Илья проснулся. Его будто вышвырнули грубым пинком из приятного, красивого, но неуловимо тревожного сна. Парень поежился, сел на жестком матрасе.

Илья был все в той же камере, с тем же ведром в углу. Оно было накрыто белой эмалированной крышкой. Но от вони это не спасало. В темноте на полу поблескивала опустошенная жестяная миска. Охранники исправно приносили еду два раза в день. Судя по качеству, она была с общей кухни замка. Илье она казалась не очень вкусной, но была довольно сытной. Чуть поодаль гротескными хлопьями снега белели пятна трех журналов, которые он за эти дни успел выучить наизусть — «За штурвалом», августовский выпуск прошлого года, журнал с судоку, и «Плейбой», такой замусоленный, словно его прихватывал с собой в туалет еще сам Федор Суетин.

Лампочка под потолком не горела — значит, все еще была ночь.

Словом, ничего, вот совершенно ничего не могло объяснить ужаса, вдруг охватившего Илью. Он словно видел на черной стене электронные часы. Зловещие красные цифры мигали в обратном отсчете. Цифры секунд сменялись гораздо быстрее, чем на настоящих часах.

И оставалось пареньку не больше трех минут.

Илья услышал шаги, и голос в коридоре:

— Ну вот мы и пришли.

Этот голос он узнал бы из тысячи.

Илья стиснул кулаки и поднялся на ноги — навстречу Карлу и своей судьбе.

Дверь открылась. Полоса света из коридора рассекла темноту камеры. Илья увидел два силуэта. Высокий, словно взлохмаченный принадлежал, несомненно, Шмеллингу. Но кто стоял рядом с ним, невысокий, приятно мягких очертаний?

Илья прищурился, пытаясь разглядеть.

— Привет, — сказал Карл.

Шмеллинг ничуть не удивился, обнаружив узника не спящим.

— Помнишь, я обещал тебя отпустить? — спросил Карл.

У Ильи от неожиданности пересохло в горле. Он кивнул.

— Я тебя обманул, — сказал Карл печально. — Прости.

Шмеллинг отступил чуть в сторону. Илья ощутил нежный, чуть горьковатый запах духов.

Четыре огромных прямоугольных нуля вспыхнули и погасли.

— Это было угощение на первый раз, — сказал Карл. — Завтрак в постель, так скажем.

— Он выглядел, как розовый зефир, — произнесла Брюн мечтательно. — Как очень большой кусок очень напуганного розового зефира… И на вкус оказался таким же.

— Дальше будешь охотиться сама, — закончил Карл.

— Я думала, мы будем убивать только плохих, — сказала Брюн жалобно.

Карл отвернулся к стене. Плечи его заходили ходуном. Из груди Шмеллинга вырвались невнятные звуки.

— Карл? — осторожно спросила Брюн.

Она подлезла под рукой Шмеллинга и заглянула ему в лицо. Карл хохотал; по лицу его текли слёзы.

— Что с тобою?

— Я очень рад, что ты со мной, Брюн, — сказал Карл.

Шмеллинг еще раз нервно хохотнул — это прозвучало почти как стон — и окончательно успокоился.

— Очень, очень рад, — закончил он.