SoNew - Писания про Юного мага

— Мы не учим вас, — мать провела по лицу ладонями. — Да, не учим, ты права. Потому что этому нельзя научить. Можно только рассказать как другие люди до тебя поступали так или этак. И ты все равно будешь искать свой путь и свой способ сделать что-то, потому что твое сердце — единственное во Вселенной, и ты любишь как никто другой и уходишь своей дорогой за своей звездой. Может быть, однажды ты узнаешь ответ для всех и вернешься — научить нас? — по лицу женщины внезапно потекли слезы.

— Ты плачешь, мама? — Каона испуганно обняла ее, растеряв весь свой воинственный пыл.

— Ты так быстро выросла, — всхлипнула та. — Быстрее всех!

— Ничего, мам, я справлюсь, — проглотила ком в горле девушка. — А ты для себя нашла ответы?

— Да, я нашла. Но они не годятся тебе, — мать утерлась фартуком и слабо улыбнулась. — Ведь ты не жена купца из небольшого городка. У тебя другая дорога в жизни — и другие ответы.

— Ты счастлива теперь? — этот вопрос Каона не решалась задать матери уже много лет. — Мне казалось, что ты была очень несчастна, когда мы были маленькими.

— Я была растеряна и не умела найти себя, — пожала плечами женщина. — Замужество и материнство обрушились на меня так внезапно, что мне все время казалось — это не со мной происходит. Трое детей, подумать только! А я вся еще была тут, на лугах своего детства. Потом твой отец понял это и привез меня домой. И все встало на место.

— Как? Как оно встало? — Каона согревала мамины руки в своих горячих ладошках.

— Очень просто. Мы приехали в тот раз под вечер, в темноте. Всюду лежал туман, и я так и не увидела ничего знакомого. Утром я вскочила рано-рано, как в детстве, и скорее помчалась на улицу. Мне хотелось обмануться, хотелось пожить часок так, словно вас с отцом нету в моей жизни. Вставало солнце, туман таял, все Заречное выплывало мне навстречу. Стадо двигалось на пастбище, свистели птицы. Я ощущала себя легкой, как пушинка. Хотелось схватить хворостину и кинуться выгонять коз и овец из хлева, как я делала в детстве по утрам, помогая взрослым. Я шагнула к открытой двери хлева и увидела там другую девочку с прутиком. Не помню уже, кто это был из моих племяшек. Она смеялась, не замечая меня, разговаривала с овцами, шлепала коз по спинам и щекотала козлят. В лучах утреннего солнца она сама была как дух воздуха, прозрачный и невесомый. И в эту минуту я поняла, что детство — это не сам человек. Детство — это место и время, куда невозможно вернуться. Туда все приходят по очереди и по очереди покидают его. Но если для меня тут нет места, то где же я должна быть? Мне стало так одиноко, словно я по ошибке забрела в чужое село, перепутав его с Заречным. И тут твой отец подошел ко мне сзади и обнял за плечи. Он был такой теплый, такой родной, что я просто задохнулась от счастья. Вот мое место — поняла я. Я все время была на своем месте, а хотела вернуться на чужое. Если бы ты знала, с какой радостью и гордостью я рассматривала вас в то утро! Словно вы только что появились у меня.

— Я помню, что ты сильно изменилась в той поездке, — кивнула Каона. — Ты стала такая веселая…

— Потому что все для меня встало на место, — согласилась с ней мать. — И на душе стало легко, и все, что я делала, наполнилось смыслом.

— Поэтому ты и приезжаешь сюда — напоминаешь себе об этом?

— Не только, — мать усмехнулась. — Уж такое-то трудно забыть. Тут еще и родня, и место красивое. А у отца здесь постоянно какие-то дела, ведь он с твоими дядьями до сих пор партнерствует в торговле.

— А есть для тебя место еще более родное, чем Заречное? — Каона с интересом всматривалась в мамино лицо. Она еще совсем не старая, а когда смеется — похожа на девчонку. Но в волосах полно седины, а руки давно огрубели от домашней работы.

— Ну, наш дом, конечно, — растерялась мать.

— А еще?

— А еще лесная заимка, — мама улыбнулась своим воспоминаниям. — Она тут за рекой в полутора десятках миль, путь порядочный. Меня туда дедушка брал, когда они охотились. В лес, конечно, мне ходу не было, так в заимке и хозяйничала, пока мужчины делом заняты. Но там такая особенная тишина. Вокруг дома сосны стоят, словно вечный закат за окном. Широкая поляна слегка покатая, за поляной тропа начинается. Дальше в лесу растут дубы, там мрачно и зелено. Ручей журчит в пяти шагах от крыльца. И такие колокольчики — выше моего роста! Там их никто не рвет и не косит. Я иногда ложилась в траву и лежала часами, глядя как синие цветы сливаются с синим небом. Там тихо, монстры почему-то обходят это место.

— Я там никогда не была, — удивилась Каона.

— Попрошу кого-нибудь их охотников, пусть вас туда свозят, — предложила мать.

— Хорошо! — согласилась девушка. — Только давай ближе к отъезду? Нам все равно на восток отсюда двигаться.

— Ладно, — легко кивнула мать, не удивляясь словам дочери. Ее внутреннее спокойствие действовало на юную чародейку умиротворяюще. Дорога в тысячу миль начинается с маленького шага. Каона все сделает правильно и найдет свои ответы, так же как и мама.

— А помнишь, как вы с братьями тут по ночам за козлиной шерстью в хлев лазали? — внезапно вспомнила мать. — Мы-то с отцом все видели в окошко, а вы так крались, так прятались!

— Помню-помню! — обрадовалась воспоминанию девушка. — Мы эту шерсть жгли и пепел подсыпали Гунтяшке, помнишь, толстому такому? Он нас все дразнил городскими, а нам кто-то наболтал, что от этого пепла у Гунтяшки рога вырастут. Обе женщины, юная и зрелая, весело рассмеялись. Мама поднялась, может быть чуточку тяжелее, чем раньше, слегка опираясь на руку Каоны.

— Пойдем спать, — предложила она. — В Заречном рано поднимаются, ты же знаешь.

— Да-да, — рассеяно отозвалась девушка. Она не могла оторвать глаз от трех детских фигурок, которые в тени хлева подсаживали друг дружку в узкое оконце. Слегка затрещала чья-то рубашонка, зацепившаяся за гвозь. Кто-то сдавлено пискнул. В хлеву беспокойно взмемекнул черный косматый козел — вожак смешанного козье-овечьего стада Заречного. Каона прыснула в ладонь, стараясь не спугнуть маленьких заговорщиков. «Детство — это место и время… — подумала она. — И место остается навсегда. А время уходит навеки.» Может быть, это не самый важный ответ из тех, которые ей предстоит найти для себя, но Каоне почему-то стало легче, глядя на эти детские силуэты в темноте. На охотничью заимку Каона с Рамио попали через десять дней. Попрощавшись с родными, обняв отца и маму, девушка бодро зашагала следом за артелью охотников в сторону Мертвецкого леса. Разумеется, зареченцы не охотились в проклятом месте. Их угодья лежали в северном Двухвостье, в Угловом лесу, зажатом расходящимися руслами Ветрохвостки — Дальним и Ближним Хвостами. Но гать начиналась на самой границе запретного места, и Каона невольно озиралась на темные ели, стерегущие тайны живых мертвецов.