Олег Яковлев - Смутное время

– Да нет, – вздохнул человек.

Он уже догадывался, что могло произойти, но не хотел в это верить. Бансрот подери! Никогда нет полной уверенности. Новость с исчезновением элагонского клуракана подтверждала некие опасения человека.

– Тогда что? – Дух напрягся. – Ты знаешь? Я чувствую, что знаешь…

– Нежить, – тихо ответил гость.

– О пьяные духи! – возопил клуракан. – Что они с тобой сделали, Корт-мошенник?!

– Корт-мошенник? – удивился человек.

– Так его звали, – удрученно ответил старичок. – Ну что же, нам только остается выпить за упокой его веселой души!

Они выпили. Человек вновь почувствовал себя здоровым и полным сил. Клуракан рассказал своему гостю, что необязательно пить элагонское вино, чтобы излечивать проклятие, – можно всего лишь есть по три винные ягоды, из которых его делают. Они растут в Корнвуде, лесу, что тянется от самого Элагона к Таласу. Ягоды эти зреют в сентябре и наливаются волшебной силой в последнее полнолуние этого месяца.

Они долго сидели и разговаривали, заливая разговоры элем и вином. Уже уходя, человек обернулся, желая еще что-то спросить у погребного духа, но того уже и след простыл.

– Мой Повелитель. – Серая размытая тень низко склонилась в поклоне.

– Говори, – дал позволение я. Новости не терпят. Столько всего успело произойти, что недостаточная осведомленность может стать роковой ошибкой.

Тень склонилась еще ниже и начала испуганным голосом:

– Мой Повелитель, орден Златоокого Льва обезглавлен, как вы того и хотели, но сын Великого магистра, мальчишка Лютер, он…

– Что? – Я уже знал то, что так боялся выговорить вслух мой раб.

И я понимал его страх – я не люблю плохих известий. Пленник в банке смеется надо мной, радуясь моей крохотной неудаче.

– Молодой Лютер жив, – скороговоркой проговорила тень.

Казалось бы, чего этой жалкой сущности еще бояться? Лишенная тела и души, она не может ощущать всю полноту жизни, но страх (как это все-таки прекрасно!) до сих пор царит в этом сгустке обратной стороны солнечного света.

– Почему? – Я заставил себя сдержаться.

Гнев начал разливаться по телу, руки сами собой сжались в кулаки. Нет, нужно успокоиться… пока. Нужно выслушать все известия. А уж потом…

Мой взгляд начал блуждать по стенам одинокой кельи: грубый деревянный лежак, стол со скромным обедом и Святое… хм… Писание. Все это мне совсем не было нужно. Я никогда не спал, ведь сон – трата драгоценного времени, не ел, ибо людская пища тлетворно влияет на сознание, она навевает сон… да и просто невкусна. Вот души – дело другое, души и вкусны, и питательны, а уж какое удовольствие обгладывать чьи-то ноги и руки, пока голова в это время вопит от боли, – в таком случае душа наливается соком мучений и ненависти… А уж зачем здесь Святое Писание приземленных людишек, я так и не понял. Должно быть, для отвода глаз, если кто-нибудь сунется – совершит подобную глупость… или, быть может, эта вещь принадлежит хозяину этого собора – дураку-первосвященнику?

– Мой Повелитель, – с дрожью в голосе отвечала тень, – Эвианн Миттернейл защитил сына от моего влияния, пролив его кровь на Мавзолей Льва. Он совершил ритуал, когда перед осадой города заезжал в Лот-де-Лион. Он порезал руку сына и пролил несколько капель его крови на статую святого льва, который…

– Я прекрасно знаю! – Мне надоело слушать всю эту чушь.

Злость во мне еще больше накаляло воспоминание о давней схожей ситуации. Тогда я поручил убить одного Лорда, а убийцы прикончили другого, его отца. Эта их оплошность стоила мне нескольких веков, потраченных зря. Так и здесь. Род Миттернейлов должен был прерваться, ведь я не мог допустить, чтобы потомок Кейлана исполнил все-таки его последнюю клятву-проклятие, в которую он заключил всю свою боль и муки предсмертной совести, вися на кресте.

– Что еще?

Тень, почуяв мой гнев, склонилась едва ли не до самой соломенной плетенки, покрывающей холодный каменный пол кельи.

– Мой Повелитель, боюсь, что это вас разгневает, но в рядах некромантов раскол. Черный Лорд пленен и почти убит.

– Почти? – Я даже удивился.

Неужели его убило это заклятие, подсунутое моим слугой еще два века назад? То, что на одно мгновение разорвало саму сущность мира и приблизило меня еще на шаг к цели… О да, я почувствовал рвущую его боль даже здесь, в Гортене. Ощутил, что Деккеру Гордему воочию удалось лицезреть Предателя, сидящего на своем троне-тюрьме.

– Он без сознания, потерял много сил и скован. Его прислужники заточили его под землю, я пытался пробраться туда, но не смог. Что-то меня не пускает. Причем изнутри. Какая-то сила. Но это точно не человек, даже не некромант. Тьма и ночь, намного более могущественнее некромантской силы.

Я задумался на миг. Что же это еще за сущность, покоящаяся в гробнице Деккера? Уж не он ли сам? «Черная сущность, которая намного могущественнее некроманта». Неужели он все же преодолел?! Неужели прошел еще одну ступень?! Силы Тьмы, да кто ему позволил?! Если это так, то очень кстати, что он заключен и лишен сознания.

– Нет, мой дорогой, это меня совсем не разгневало, – сказал я, и в тот же миг заклятие разложило тень на множество клочков тьмы, которые стремительно таяли под косыми лучами солнца, пробивающимися в узкое витражное окошко под самым потолком.

Надо же, он даже закричать от боли не успел. И тут же из пламенного зева-портала, появившегося в полу, вышла точно такая же тень. Единственное, чем они различались, был голос.

– Что прикажете, Мой Повелитель? – хрипло спросила новая тень, склоняясь в учтивом поклоне.

Человек в рваном дорожном плаще шагал по тракту в сторону большого замка, возвышавшегося посреди плодородной равнины в сорока милях к юго-западу от Гортена. Вдалеке под лучами встающего солнца блестели воды Илдера. На большой Хартлейлской равнине находилось несколько деревенек, разбросанных по ней, подобно стрелам, пущенным, не глядя, в разные стороны. Широкий тракт, по которому брел странник, серым росчерком разбивал колосящиеся поля и цветущие огороды деревенских жителей. Крылья ветряных мельниц описывали широкие круги под свежим восточным дыханием Аллайан, богини неба и ветра, большие мельничные жернова перемалывали золотую пшеницу. Мельники ссыпали муку в подставленные мешки, тут же завязывали их и спускали на помост. И дожидались тех, кто за ними явится и, заплатив двадцать серебряных, или, соответственно, два золотых тенрия за каждый мешок, взвалит их на телегу или на лошадь (а быть может, и себе на спину) и повезет дальше.