Сказки центральной Индии

Только начнет он звать сына что-нибудь сделать, жена принимается его упрашивать. Говорит так:

— Не заставляй ты его работать, дай ему сперва подрасти. Вырастет, ему все равно придется работать. Это нам сейчас надо трудиться не покладая рук. А придет день, когда мы не сможем работать, разве он нас не поддержит? Он нас непременно поддержит, как время придет. Он ведь у нас единственный — как ему нас не пожалеть? Непременно он нас пожалеет.

Отец отвечал на это:

— Если мы с нынешних пор его делу научим, он нас поддержит. Привыкнет он в малые годы работать, так и работа ему не будет претить, и ремеслу он научится, а не то вырастет из него лентяй и бездельник. Если дела он знать не будет, как же он нас поддержит? А сумеет работать, тогда и поддержать нас сумеет. Вот почему я хочу приучить его к делу, вот почему я его зову — пусть бы он что-нибудь перенял у меня. Если он с этих пор привыкнет к работе и она ему не будет претить, если он начнет присматриваться, как я работаю, он скоро без большого труда сам станет мастером. Потому я и хочу, чтобы он мне помогал. А ты — ты только наперекор говоришь. Все дело мне портишь.

— Он еще мальчик,— говорила мать.— Успеет еще научиться. А не станет нам помогать, мы его тогда хорошенько отлупим.

— Где уж тебе его отлупить, когда он вырастет, — отвечал муж.— Куда там. Ничего у тебя не получится — он тогда будет посильнее тебя. Думаешь, ты тогда сможешь с ним справиться? Как бы не так. Да и не годится бить взрослых детей. Что люди-то скажут? То, что ты вложишь в ребенка, чему научишь его, пока он не вырос, то и цену имеет, то он и будет знать. А вырастет — поздно учить. Ведь и ребятишки, когда удить идут, гнут на крючки молодые колючки — старую-то не согнешь, а сломаешь. Так и дети: к чему их приучишь, пока они малы, то с них и получишь. Кто учен, те и родителей почитают, и поддержкой им служат — одно слово, стоющие. А если ты свое чадо к делу не приучил, оно тебе же недругом станет. Попробуй, пошли его тогда на работу потяжелее, тебя же и обругает, чуть отвернешься. Да и как ты его заставишь работать? Не начнет ли он сам тобой верховодить? Вот почему мальчиков и девочек надо приучать работать с детства, с малых лет понемногу их в дело втягивать.

Забаловала мать сына так, что он ни с кем считаться не стал. Отцовских речей он и слушать не хотел. Ну а если отец и мать вместе начнут его уговаривать, он когда пойдет работать, а когда нет.

Так время шло, и когда сын вырос, он привык водиться с деревенскими парнями. Они принялись бегать за девушками, и сын только и знал плясать дон и лагрэн да за девушками ухаживать, а о работе и думать забыл. Попросят его сделать то или это, он все мимо ушей пропускает. Позовет его отец пойти с собой поработать — он ни в какую.

Наконец отцу надоело уговаривать сына взяться за дело. Он рассердился и говорит жене:

— Видишь? Я с самого начала тебе говорил: не балуй его так. Ты меня слушать не хотела, что я мог с тобой поделать? Я говорил, а ты меня корила. Теперь смотри, что из этого вышло. Когда же теперь он станет нас слушаться?

Жена перепугалась и не нашла, что ответить. Тогда муж снова ей говорит:

— Я хочу тебе что-то сегодня сказать. Послушаешь меня — мы сумеем с ним совладать, не послушаешь — он никогда ни во что нас ставить не будет.

— Ладно,— отвечает жена.— Говори.

— Вот что я хочу тебе сказать. Если он будет ходить со мной на работу, давай ему рис с подливой, а не будет — ничего не давай.

— Хорошо,— согласилась жена.— Я попробую его вразумить. А не послушается, не стану его кормить.

Она и вправду попыталась его вразумить и сколько-то дней ждала, что получится, только он не послушался. Тогда она и впрямь перестала его кормить и несколько дней ничего ему не давала. Сперва он подкармливался по деревне — то у того, то у другого из своих дружков, а потом сама мать от поры до поры, тайком от отца, выбрав время, когда того не было дома, стала из жалости давать ему есть.

— Ты не хочешь работать, сынок, и отец очень сердится,— вразумляла она.— Поди поработай с ним. Из-за тебя твой отец и со мной стал суровым. Иди-ка лучше работать.

Сын на это не отвечал ничего — сидел да молчал. И вот раз, когда мать кормила сына, пришел отец и застал его за едой.

— Ах ты бездельник! — закричал он.— Чей хлеб ты ешь, дармоед? Как работать — он только глазами хлопает, а как почует, что можно поесть, что можно ухватить хороший 'кусок, так, пропади он, мигом прибежит с разинутым ртом. Ну, такой-сякой, я тебя отлуплю, будь уверен, отлуплю, как скотину. Сколько ни бранился отец, сын не отвечал. Только нагнулся к тарелке поближе и знай уписывает за обе щеки. Тогда отец обернулся к жене и принялся бранить ее:

— Ты тоже не слушаешь, что я тебе говорю. Выходит, ты его кормишь, когда меня нету дома. Потихоньку кормишь, тайком. Жди после этого, чтобы он стал меня слушать! Ты, такая-сякая, потакала мальчишке, ты его испортила. Вот почему он меня не слушается. Мои слова ему словно мусор — раз и стряхнул. Я только и думаю, чтобы нам с тобой в старости не остаться без помощи и поддержки, а он мои слова ни во что не ставит, да и все твои уговоры пропадают впустую. Я работаю дома, ухожу зарабатывать на сторону, чтобы вы ни в чем недостатка не знали, а вы — мать и сын — только едите, сколько в вас влезет. Чтоб вам пропасть! Из-за вас я больной стал. Вы с ним всегда заодно. Что я один могу поделать?

Сколько он ни говорил, те двое не отвечали ни слова. Сидели себе и молчали. Побранился он, побранился да и умолк. На другой день сын сказал матери:

— Послушай, матушка, не могу я дальше жить дома. Отец бранит меня все больше и больше, а заодно бранит и тебя. Зачем вам ссориться из-за меня? Я уйду. Хоть брани этой не буду слышать.

— Куда ты пойдешь, сынок? — спрашивает она.— Не уходи. Пусть себе бранится отец.

— Нет, матушка я уйду. Ты ведь тоже мной недовольна. Ты сама не кормила меня столько дней. У меня сердце до сих пор болит от того. Вы с отцом дали мне жизнь, вы вскормили и вырастили меня, а теперь, сама погляди, теперь вы стали слишком суровы ко мне. Если вы мне есть не даете, где же мне взять? На счастье, нашлись у меня в деревне друзья, а то из-за вас мне пришлось бы с голоду умереть.

— Это все твой отец. Это он мне так сказал. Потому я тебе и есть не давала. Послушай, сынок, может, я была не права? Хорошо, я больше никогда с тобой так не поступлю. Пусть он говорит себе что угодно. А ты потерпи.

— Матушка,— сказал сын.— Я уже вырос. Я не могу больше терпеть таких разговоров. Куда мне от них деваться? День напролет он будет твердить мне одно и то же. А когда

ты улучишь минуту мне что-нибудь дать? Вспомни хотя бы вчера: он пришел как раз, когда я ел, и застал меня врасплох. Я даже поесть спокойно не мог. Ну а потом, разве не станет он за это бранить и тебя? Чую, матушка, мне этого больше не вынести. Вот я тебе прямо и говорю: мне надо куда-то уйти.