Picaro - Последний поход Морица фон Вернера

Как-то днем, увязнув в богословском сочинении — ответе одного теософа другому, он стоял за конторкой в скриптории и скучал. Сквозь широкое окно внутрь лился тусклый серый свет, нагоняя еще большую хандру: октябрьский день выдался пасмурным. Вспомнился батюшкин дом, как раньше, ходил осенью с арбалетом на охоту. Окончательно расстроившись, Мориц утер рукавом рясы непрошеные слезы. Пребывание в монастыре угнетало, а мириться с утратой свободы он не желал. Несмотря на воодушевление, с которым отец Никодем расписывал перед воспитанником его будущее, мальчик с удовольствием вернулся бы в прежний мир. Ведь с детских лет юного фон Вернера приучали к мысли о том, что повзрослев, он станет бесстрашным воином таким, как его отец. Вести взамен праведную, аскетичную жизнь во славу Господа не привлекало: греховные мысли о славе и богатстве, добытых с мечом в руке, по-прежнему кружили Морицу голову. Но заикнуться о таком в монастыре значило подвергнуться наказанию. В этом он уже не раз убедился: настоятель не терпел разговоров о мирском прошлом мальчика. Говорил, что дьявол искушает его слабую в вере душу. И неукоснительно карал молитвами и постом.

Не зная, как избавиться от тоски он рассеянно прогуливался по большой комнате, где у стен вытянулись источенные жучками полки со старинными фолиантами и пергаментными свитками. На всем лежал густой слой пыли, и откуда она только бралась! Один день в неделю по приказу дяди ученик проводил, без особого рвения, убирая библиотеку. К следующему понедельнику углы комнаты зарастали новой паутиной. Ему она не мешала, а другие люди сюда почти не заходили. Большинство монахов грамотностью не отличались и предпочитали заучивать молитвы на слух. А библиотекаря в монастыре давно уже не было и скрипторий пришел в запустение. Книги же, на которых учился Мориц, принадлежали перу авторов, почитаемых дядей за апологетов веры и Церкви. Получив лет десять назад место настоятеля, Никодем привез их с собой. Бережно хранил в келье. Каждый раз на время занятий выдавал Морицу.

Не в силах придумать себе развлечение мальчик обратил внимание на запертый снаружи чулан. Судя по пыли и рыжему налету на засове, помещение не открывали уже много лет. Подергав железку, запиравшую маленькую дверь, Мориц убедился, что она приржавела к скобе. Пришлось повозиться. Наконец, ударами снятого с ноги сабо ему удалось сдвинуть засов. Ухватившись за железную скобу, он потянул. Скрипя, осыпаясь деревянной трухой, перекосившаяся дверь с большим трудом открылась.

Расчихавшись от пыли, мальчик заглянул в темный чулан. Услышал: с недовольным писком зашуршали прочь от света мыши. Вспомнил, как находили по всему монастырю гнезда грызунов, сделанные из всякой дряни и бумаги. Увидел кучу фолиантов, сваленных прямо на полу каморки. Разочарованно наугад вытащил небольшую книгу. Отошел к окну, чтобы рассмотреть. Перевернув шагреневый переплет, прочитал вслух написанное киноварью название:

— Достославная повесть о подвигах доблестного рыцаря Гарольда и языческом короле Скалистых островов…

На следующей странице мальчик увидел яркую, раскрашенную от руки иллюстрацию: с причалившего корабля на берег съезжал конный рыцарь в полном турнирном доспехе. Фигура, оружие и латы были настолько тщательно выписаны, что фон Вернер долго любовался замечательной картинкой. Ему даже захотелось вырвать листок из книги и повесить у себя в келье на стену. Но это было невозможно и, положив фолиант поверх богословского сочинения, мальчик занялся тщательным изучением находки.

Обнаруженная в чулане библиотека оказалась даром покойного барона Гагербауха монастырю. К несчастью, сотня томов, многие из которых были весьма ценными, попали в скрипторий в отсутствие библиотекаря. Того изгнал прежний настоятель за шашни с крестьянскими девками. Вскоре начальство сменилось, в монастырь приехал отец Никодем и в суматохе получилось так, что о подарке сложенном в чулан, забыли. С тех пор рыцарскими романами, старинными балладами и сказочными сочинениями — собрание барона было светским, занимались исключительно мыши и жучки.

Начав читать о рыцаре Гаральде, Мориц не заметил, как увлекся и прервался только тогда, когда за ним прислали от дяди с напоминанием, чтобы он явился к обедне. С нетерпением выстояв службу, мальчик поспешил вернуться в скрипторий. С тех пор время, проводимое за книгами, стало для него лучшим с момента приезда в монастырь. Рассказывать другим о своей находке он поостерегся. По двум причинам: могли наказать за то, что сунул нос, куда не надо, а кроме того дядя отзывался о светской литературе, как о занятии недостойном верующего человека. Авторы, сочинявшие романы и стишки, были для патера Никодема кем-то вроде фигляров и шутов, кривляющихся на потребу грешникам. В лучшем случае, когда дело касалось человека, завоевавшего бесспорный авторитет в теологии, он горько замечал: "Любой подвержен искушению". Было в его пантеоне несколько авторов, пришедших к праведной жизни из светской и успевших легкомысленно нагрешить словом. Их отец-настоятель приводил племяннику в пример того, как человек легкомысленный и беспутный обрел спасение в вере.

Но, если бы через неделю, незаметно пролетевшую, благодаря чтению романов, мальчика спросили, что он считает заслуживающим внимания… Ну, например, "Повесть о трагической жизни благородного князя Тибальда" сочинителя Глорио Урренского или "К вопросу о дарованном нам триедином воплощении Господа Всемогущего" брата Урбана — святого отшельника. Он бы, не колеблясь, выбрал первое. Хотя авторы были одним и тем же человеком. Впрочем, сильно изменившимся к старости.

Несмотря на повреждения, нанесенные прожорливыми грызунами, несколько десятков томов неплохо сохранились. Многие украшали замечательные иллюстрации и виньетки, а при создании книг щедро использовалось золото, серебро, киноварь и кобальт. Но еще более чудесные вещи таились в строках, любовно выписанных неизвестными каллиграфами. Истории о всем том, что с детства по-настоящему волновало сердце мальчика. Подвиги благородных, бесстрашных рыцарей, мудрые короли и прекрасные принцессы. Отвратительные тролли, злобные бруманы и хитрые эльфы. Добрые и злые маги, заколдованные замки и свирепые драконы. Стоило начать читать и ты переносился в сказочный мир приключений…

На третьей или четвертой книге Мориц открыл для себя поэзию и томик романтических баллад Кароля Цутхского заставил мысли в голове звучать в рифму. В нескольких балладах послушник с удивлением обнаружил сходство со слышанными ранее песенками. Что-то пела ему старая кормилица, какие-то строчки напевал под настроение покойный отец. Одну песню он слышал в поле от работающих сервов. Только слова в ней были какие-то не такие.