Рик Риордан - Красная пирамида

В его голосе звучала грусть, будто он заранее просил меня смириться с чем-то тяжелым и трагическим. Возможно, я все придумала, но меня буквально придавливало ощущение утраты.

— Так нечестно, — сказала я.

— Конечно нет. — Он сжал мою руку. — Я буду здесь. Буду ждать. Прости, Сейди. Мне очень…

— Погоди!

Я вцепилась в его руку, но Анубис растаял в тумане вместе с кладбищем.

Я попала в другой зал, где когда-то пышно праздновали день рождения Осириса. Теперь это были скорее декорации для съемок фильма ужасов. Такое ощущение, что здесь веками никто не появлялся. Крыша просела. Половина колонн валялась на полу. Светильники заржавели, а прекрасный мраморный пол весь покрылся трещинами, как дно высохшего озера.

Возле пустого трона Осириса стояла Баст. Она приветствовала меня озорной улыбкой, а мне от внезапной встречи с ней стало невыразимо больно.

— Почему грустишь? — с укоризной спросила Баст. — Кошки не грустят и не сожалеют.

— Ты живая… или мертвая? — спросила я.

— Это как посмотреть. — Она обвела рукой сумрачный зал. — Дуат в смятении. Боги слишком долго остаются без правителя. Если Сет не одержит верх, это должен сделать кто-то другой. Враг приближается. Не дай мне умереть напрасно.

— Но ты вернешься? — дрогнувшим голосом спросила я. — Возвращайся. Я не могу проститься с тобой. Не могу.

— Удачи тебе, Сейди. Не давай коготкам затупиться.

Баст исчезла, и пространство вокруг меня снова поменялось.

Теперь я находилась в Первом номе. Точнее — в Зале эпох. Там тоже был пустой трон, возле которого сидел Искандар, две тысячи лет подряд ожидая фараона.

— Пойми, моя дорогая, для того, чтобы поддерживать Маат, нужен лидер, руководитель, — сказал он.

— Это уже слишком. Столько пустых тронов. Вы же не ждете, что Картер…

— Я не говорю, что он один, — согласился Искандар. — Но это ваша семейная ноша. Вы всё начали. И только семейство Кейн может исцелить нас или, наоборот, уничтожить.

— Я не понимаю, о чем вы говорите!

Искандар разжал ладонь. Вспыхнул яркий свет, и я опять попала в другое место.

На этот раз — в Лондон, на набережную Темзы. Было, вероятно, часа три ночи, судя по абсолютно пустой набережной. Сквозь туман просвечивали уличные фонари. Воздух пах зимой.

Возле Иглы Клеопатры, ежась от холода и держась за руки, стояли мужчина и женщина. Сначала я приняла их за обычную влюбленную парочку, но через секунду едва не вскрикнула. Это были мои родители!

Отец хмуро глядел на обелиск. В неярком свете фонарей его лицо казалось высеченным из черного мрамора. Сейчас он был похож на одну из статуй фараонов, которые так любил исследовать.

«Настоящий правитель», — почему-то подумалось мне.

— Ты уверена? — спросил он у матери. — Абсолютно уверена?

Мама отвела рукой свои удивительные светлые волосы. Она была гораздо красивее, чем на снимках, но выглядела встревоженной: лоб наморщен, а губы плотно сжаты. Как же мы с ней похожи! Когда мне становилось паршиво, я брала зеркало, смотрелась в него, морща лоб и сжимая губы, и мысленно твердила, что все не так уж и плохо. Мне захотелось окликнуть маму, сказать, что я здесь… но у меня пропал голос.

— Она мне говорила: отсюда все и начнется, — продолжала мама.

Она запахнула свое черное пальто. Под ним блеснуло ожерелье с амулетом — моим амулетом. Я ошеломленно смотрела на амулет, пока мама не застегнула воротник.

— Если мы хотим победить врага, начинать надо с этого обелиска, — сказала она.

Отец продолжал хмуриться. Он достал кусок голубого мела и очертил вокруг себя и мамы защитный круг. Когда отец коснулся обелиска, круг замерцал.

— Не нравится мне это, — сказал отец. — Почему бы тебе не позвать ее на помощь?

— Нет, Джулиус. Я знаю свои пределы. Если я рискну попробовать снова…

У меня замерло сердце. Опять вспомнились слова Искандара: «Она видела такое, что заставляло ее обращаться за советами к… весьма странным источникам». По взгляду маминых глаз я поняла: она общалась с Изидой.

«Почему ты не рассказала мне об этом?» — спросила я Изиду.

Та молчала.

Отец извлек из Дуата свои жезл и посох.

— Руби, если мы потерпим неудачу…

— Мы не можем потерпеть неудачу, — упрямо возразила мама. — От этого зависит дальнейшая судьба мира.

Они в последний раз поцеловались. Казалось, оба чувствовали, что это прощальный поцелуй. Затем они подняли жезлы и посохи и стали произносить заклинание. Игла Клеопатры засветилась магической силой.

Я отдернула руку от крышки саркофага. Слезы жгли мне глаза.

«Ты знала мою маму и молчала об этом! — мысленно заорала я на Изиду. — Ты убеждала ее открыть обелиск и уверяла, что с нею ничего не случится. Ты убила ее!»

Я ждала ответа богини. Но вместо этого передо мной возник призрачный облик отца. Он состоял из светящегося воздуха.

— Здравствуй, Сейди, — сказал он и улыбнулся.

Голос отца звучал глухо и неестественно. Так бывало, когда он звонил мне в Лондон из Египта, Австралии или другой страны.

— Не надо винить Изиду в гибели мамы. Мы все имели смутное представление о том, что и как будет происходить. Даже твоя мама видела лишь отдельные кусочки будущего. Но когда настало время, она приняла свою участь. Это было ее добровольным решением.

— Решением погибнуть? — закричала я. — Изида должна была ей помочь! И ты должен был ей помочь! Ненавижу тебя!

Когда последние слова выплеснулись из меня, внутри что-то надломилось. Я заплакала. Я вдруг поняла, что уже давно хотела бросить эти слова отцу в лицо. Я винила его в маминой гибели и в том, что он меня бросил. Но теперь, когда я это высказала, гнев куда-то исчез, сменившись ощущением вины.

— Прости меня, — пробормотала я. — Я не хотела…

— Не надо извиняться, моя храбрая девочка. Ты имела все основания ненавидеть меня за случившееся. Нельзя было столько лет носить гнев внутри. Очень хорошо, что ты его выплеснула. А то, что тебе предстоит сделать… ты должна поверить, что у тебя есть веские основания так поступить, и вовсе не из-за ненависти ко мне.

— Я ничего не понимаю.

Он смахнул мне слезы со щеки; прикосновение отцовской руки напоминало лучик света, скользнувший по лицу.

— Твоя мама была первой, кто через много веков сумел вступить в общение с Изидой. Это было опасно и противоречило принципам Дома жизни, но твоя мама обладала даром предвидения. И она предвидела усиление хаоса. Дом жизни слабел. Мы нуждались в помощи богов. Изида не могла выйти за пределы Дуата. Ее голос звучал слабым шепотом, однако она рассказала нам о том, что и она, и четверо ее братьев и сестер находятся в заточении. Изида посоветовала Руби, какие действия предпринять. Она говорила, что богов можно вернуть из заточения, но это потребует множества серьезных жертв. Мы думали, Игла Клеопатры освободит всех богов, но это оказалось лишь началом.