Рик Риордан - Красная пирамида

— Скоро я восстану из вашего пепла. Это будет дивный подарок мне на день рождения.

Я проснулся в своем теле. Сердце бешено колотилось. Мне было жарко, как будто огненный человек стоял рядом. Но оказалось — это всего-навсего Маффин, пристроившаяся у меня на груди.

— Мурр? — спросила она, приоткрыв глаза.

— А ты здесь откуда? — пробормотал я.

Я сел на кровати и не сразу сообразил, где нахожусь. Мы опять куда-то приехали? Я уже собрался окликнуть отца… и тут вспомнил.

Вчерашний день. Музей. Саркофаг.

Случившееся навалилось на меня каменной глыбой. Стало тяжело дышать.

«Перестань, — приказал я себе. — У тебя нет времени горевать».

Может, вам покажется странным, но голос у меня внутри принадлежал как будто другому человеку — тому, кто старше и сильнее. Либо это был добрый знак, либо я сходил с ума.

«Запомни то, что видел, — продолжал голос. — Он вас в покое не оставит. Не расслабляйтесь».

Меня пробрала дрожь. Может, это только сон? Бывают же страшные сны. Но себя не обманешь. За сутки произошло много такого, что не оставляло сомнений в реальности увиденного. Не знаю как, но я действительно выходил из тела и летал. Я побывал в окрестностях Финикса, за тысячу миль отсюда. И огненный человек тоже был там. Я почти ничего не понял из его разговора с прислужником, но слова о захвате потомства относились… как вы думаете, к кому?

Маффин спрыгнула с кровати, обнюхала лежавшее на полу изголовье и посмотрела на меня, будто пыталась что-то сказать.

— Можешь на нем спать, — разрешил я. — Мне эта штука не понравилась.

Кошка потерлась головой о слоновую кость и снова посмотрела на меня. Уже с упреком.

— У меня, киса, своя голова на плечах.

Желание спать начисто улетучилось. Я встал и отправился в ванную, где принял душ. Открыв шкаф, я обнаружил, что за ночь моя одежда куда-то пропала. Все остальное было моего размера, но сильно отличалось от привычных мне фасонов. Там висели штаны свободного покроя, которые завязываются на шнурок, и балахонистые рубашки. Все они были из белого полотна. Рядом я увидел одежду на случай холодной погоды. Она напоминала ту, что носят феллахи — египетские крестьяне. Это был совсем не мой стиль одежды.

Сейди без конца подкусывает меня за неумение стильно одеваться. Она говорит, что я одеваюсь как старик: старомодные рубашки, у которых кончики воротничка пристегиваются на пуговицы, слаксы, кожаные туфли. Может, это и так. Но отец не уставал вбивать мне в голову, что я должен одеваться как можно лучше.

Помню день, когда он впервые заговорил об одежде. Мы ехали в Афинский аэропорт. Жара за окнами машины достигала 112 градусов. [10] Это по Фаренгейту. По Цельсию — 44 градуса. Я обливался потом и удивлялся, почему мне нельзя переодеться в футболку и шорты. Зачем эти муки? Мы же едем в аэропорт, а не на торжественный прием.

Отец похлопал меня по плечу и сказал:

— Картер, ты уже не маленький, и мне хочется, чтобы ты усвоил некоторые вещи. Мы с тобой не просто американцы. Мы — афроамериканцы. Конечно, со времен моего детства отношение к чернокожим заметно изменилось. Но люди всегда будут судить тебя строже, чем белых, и потому ты должен выглядеть безупречно.

— Но это несправедливо! — возмутился я.

— Справедливость не означает, что все получают поровну, — ответил отец. — Справедливость — это когда каждый получает то, что ему необходимо. И не просто так, а сообразно своим усилиям. Другого способа нет. А в число усилий входит и старание одеваться как подобает. Тебе понятно?

Я ответил, что ничего не понял. Но делал так, как он велел. Тщательный выбор одежды встал в один ряд с изучением Древнего Египта, баскетбольными тренировками, занятиями музыкой и практикой в путешествиях с единственным чемоданом. Я не перечил отцу. Он всегда оказывался прав… до вчерашнего вечера в Британском музее.

Я надел то, что было. Ноги в шлепанцах чувствовали себя вполне уютно, но в такой обуви не побегаешь.

Дверь в комнату Сейди была открыта, но сестру я там не застал.

К счастью, дверь моей комнаты тоже отперли. Маффин побежала вместе со мной. Мы прошли по балкону мимо пустующих комнат и спустились вниз. Особняк мог бы принять на ночлег не менее сотни человек, но он пустовал, и в этом было что-то пугающее.

На диване сидел павиан Хуфу, сжимая ступнями баскетбольный мяч. В руках он держал странный кусок мяса, покрытый розовыми перьями. По телевизору шел обзор спортивных событий вчерашнего вечера.

— Привет! — сказал я Хуфу, сам удивляясь, что разговариваю с павианом. — «Лейкерсы» выиграли?

Хуфу скосил на меня глаза и постучал ногами по мячу. Похоже, он был не прочь сыграть прямо сейчас.

— Агх, агх, — проверещал он.

К его губам прилипло розовое перо, отчего у меня в животе возникли не самые приятные ощущения.

— Да, понимаю. Мы поиграем. Чуть позже. Договорились?

Амос и Сейди завтракали на террасе. Погода была далеко не летней, но им хватало тепла горящего очага. Во всяком случае, не похоже было, что они мерзнут. Я немного задержался возле статуи Тота. При дневном свете бог с птичьей головой уже не казался таким страшным. Но все равно я мог поклясться, что бусинки его глаз внимательно следили за мной.

Я стал вспоминать слова огненного человека. Он говорил, что нас нужно схватить раньше, чем мы узнаем о своих силах. Какие у нас силы? Но тем не менее, вспомнив об этом, я ощутил их прилив. Совсем как вчера, когда я движением руки заставил входную дверь подняться. Мне показалось: если я захочу, то смогу поднять что угодно. Даже тридцатифутовую статую бога Тота. Состояние, которое я сейчас испытывал, было похоже на гипноз.

Маффин с голодным мяуканьем потерлась мне о ноги. Странное состояние рассеялось.

— Ты права, — сказал я кошке. — Дурацкая мысль.

Я улавливал вкусные запахи завтрака: французскую сдобу, поджаренный бекон, горячий шоколад. Естественно, Маффин не терпелось поскорее оказаться на террасе. Я пошел за ней и толкнул стеклянную дверь.

— Ну вот и Картер проснулся, — приветствовал меня Амос. — С Рождеством тебя, мой мальчик. Садись завтракать.

— Давно бы пора, — проворчала Сейди. — Мы уже не знаю сколько времени тебя ждем.

Наши глаза встретились, и я понял, что у нас с ней схожие мысли. И они были связаны со словом «Рождество». После маминой смерти мы не встречали вместе ни одно рождественское утро. Наверное, Сейди забыла, как мы делали украшения из шерстяных ниток и конфет. И знаете какое? Глаз Гора!

Амос налил себе большую чашку кофе. На нем была та же одежда, что и вчера. Надо сказать, наш дядя умел одеваться стильно. Его костюм из синего сукна был сшит на заказ. Костюм дополняла мягкая шляпа того же цвета. Волосы были аккуратно заплетены в косичку, украшенную ляпис-лазурью — камнем, из которого древние египтяне любили делать украшения. Даже стекла круглых очков отсвечивали голубой тонировкой. Возле очага, на специальной подставке, лежал тенор-саксофон. Я на миг представил, как Амос играет что-нибудь меланхоличное, и звуки его саксофона разносятся над Ист-ривер.