Виталий Дубовский - Дожить до рассвета

— Прошу тебя, Чернава, не давай ему плакать. Услышь меня.

Малюта метался разъяренным медведем, сражаясь с врагами. Остановившись лишь на миг, он окинул взглядом переполненную живыми мертвецами крепостную стену.

— Не выстоим! — Схватив Беспуту за руку, медведич потянул ее за собой, крикнув Правителю: — Можешь что-нибудь сделать?

Ур грустно покачал головой, чувствуя, как дрожат от слабости ноги. Заклятье Пастуха выпило до последней капли его могучую силу. Взглянув на бледное осунувшееся лицо Великого Ура, медведич сурово поджал губы.

— Уходить нужно. — Подхватив чародея под руку, медведич потащил его вниз по ступеням. Неприступные стены Асгарда пали, сражение было проиграно. — Говорил же Янушу, вторую линию обороны нужно было воздвигнуть!

Правитель огляделся по сторонам. Защитники Асгарда отступали, сотнями покидая крепостную стену. Теснимые врагом, они отходили к опустевшему городу. Из домов выносили лавки, бочки, столы. Все, что попадалось под руку, сваливалось в баррикады в попытке сдержать натиск врага. Оглянувшись назад, чародей остановился, схватив медведича за руку.

— Постой, тысяцкий. Не уйти нам.

Сотни воинов Чернобога бросились к ним, едва завидев одеяния Ура. Награда, обещанная ведьмаком за его голову, была баснословной.

Малюта обреченно вздохнул, отстраняя Беспуту за спину. Руки его дрогнули от усталости, поднимая меч. «Вот и все», — мелькнула в его голове грустная мысль. Сил продолжать сражение не осталось.

— Да простят меня Боги, — проронил Правитель, опуская поднятый Малютой меч, — пусть Мать Земля решает за нас.

Склонившись на колено, чародей прикоснулся ладонью к земле. Вспоминая слова последнего охранного заклятья, наложенного Урами на крепостную стену, Правитель зарыдал. Слова заклятья срывались с его уст, словно стон, вырывающийся из груди:

«Пробудись от сна, Земля-Матушка, оглянись-обернись, родимая. Аль не ты сыновей рождала, в материнских муках стонала? Силой Прави к тебе взываю, содрогнись-отряхнись от нечисти. Да услышат сыны нерадивые голос твой и стон материнский. Да разверзнется плоть твоя, Матушка, возвращая в лоно низвергнутых!»

Правитель взмахнул рукой, гневно ударяя ладонью оземь. И покачнулся Асгард от его обращения к силам Земли. Земля содрогнулась у ног чародея, волной устремившись к врагам. Стены Асгарда с грохотом обрушились, погребая под завалами тысячи воинов. В один миг безумная битва прекратилась, огромное облако пыли окутало обломки крепостной стены. Захватчики отступили, спасаясь бегством. Когда силы природы проявляют свой гнев, человек, как и зверь, бежит прочь в беспамятстве. Преследовавшие Ура и медведича с Беспутой воины испуганно бросились прочь, боясь гнева безумного чародея.

Протянув медведичу руку, Ур попросил:

— Помоги мне подняться, тысяцкий. Нам бы только до корабля добраться…

Малюта поднял чародея на ноги, хмуро оглядываясь на разрушенную стену. Магический удар Правителя был сокрушителен.

— Это что ж получается? — прохрипел медведич, потянув чародея к летающей ладье. Горькие слова комом встали ему поперек горла. — И своих, и чужих без разбора?!

Правитель молчал, словно не слыша его упреков. Взойдя на борт корабля, он устало взмахнул руками, с трудом поднимая ладью в небеса. Обернувшись к Малюте с Беспутой, чародей грустно ответил:

— Не суди деяния мои, тысяцкий. Некогда мне разъяснять тебе, что да почему. Да и не тебе с меня спрашивать. — Правитель взошел на нос корабля, последними усилиями воли направляя его к Меру. Взглянув вниз на полуразрушенный Асгард, он тихо добавил: — Не я карал. Земля-Матушка воздавала каждому по деяниям. Она и рассудит, кому жить.

Чародей прикрыл глаза, принявшись восстанавливать утраченные в битве силы. На душе его было тяжело. Все, что он создал за тысячи лет, в один год пошло прахом.

— Сын у тебя, милая! — радостно прокричал Беримир, поднимая малыша за ножку. — Богатырь!

Обессиленная родами Чернава открыла глаза, испуганно разглядывая маленькое румяное тельце ребенка.

Обмакнув нож в кипятке, старшина быстро перерезал пуповину. Приняв на свет семерых своих детей, старый Беримир управлялся не хуже иной повитухи. Улыбаясь Чернаве, старик произнес, оглядывая малыша:

— Отец-то хоть и демон, а сынок твой без рожек да копыт, слава Богам! — Старшина легонько шлепнул малыша по попке: — А это чтобы знал, что на Землю-матушку явился…

— Нет!!! — истошно закричала Чернава, пытаясь упредить его руку.

Пронзительный детский крик разнесся по горнице. И от того крика вышибло окна и дверь, отбрасывая испуганного Беримира к стене. Ударившись головой о камень, старшина едва не выронил младенца, простонав:

— Ох, и силушка-то в нем!!! Чуть не зашиб старика…

Ребенок продолжал плакать. Стены Капища содрогнулись, за окном раздался раскат грома. Холодный ветер со снегом ворвался в горницу зимней метелью.

— Дай его мне, Беримир! — Чернава протянула руки, не в силах подняться с ложа. — Скорей же!

С трудом поднявшись на ноги, старшина подошел к ней, передавая младенца в руки матери.

— Прости, дочка. Не со злым умыслом шлепнул. Так положено, чтобы крикнуло дитя, если живое родилось.

Бережно прижав к себе плачущего сына, девушка обнажила грудь, предлагая ее малышу.

— Не кори себя, Беримир. Откуда ж тебе было знать, что он у меня такой громкий.

Капля молока выступила на ее соске, коснувшись губ младенца. Потянувшись к матери, малыш умолк, принявшись жадно и неумело сосать грудь. Буря за окном тут же утихла, и солнце вновь выглянуло из-за туч.

— Ну и дела, — проронил Беримир, испуганно глядя на малыша. — Это что ж, сколько он плакать будет, столько и снегу идти?

Чернава счастливо улыбнулась, покачав головой:

— Не станет он более плакать, Беримир. Я не позволю. — Слезы счастья хлынули из ее глаз, падая теплым дождем на ребенка. — Я же мать. Я смогу его утешить. Радоваться научу, смеяться. И все у нас будет хорошо. Правда, Мстислав?

Малыш продолжал молчаливо сосать грудь, нежась в ее теплых материнских объятиях. Его маленькое тельце набиралось сил, впитывая в себя с молоком матери все ее мысли и эмоции. Ее любовь, ее ласку, ее страхи.

Беримир усмехнулся, устало присаживаясь у стены.

— Стало быть, Мстиславом нарекла?

Чернава лишь покачала головой, не отрывая взгляд от сына.

— Не я ему имя дала — Боги нарекли его. И пусть имя ему Чернобог с Мораной дали, все равно я воспитаю его человеком. Хорошим, добрым, светлым человеком. — Девушка с надеждой взглянула в глаза мудрого старшины. — Ведь все в наших руках? Правда, Беримир?

Старик усмехнулся, устало пожимая плечами:

— Дай-то Бог, милая. Дай-то Бог…