Алекс фон Готт - Белый Дозор

— Вот же, чёрт возьми! Молодая? — с сочувствием спросил коллега.

— Двадцать шесть лет, — сокрушенно покачал головой профессор Мнацаканян. — Ей бы жить, рожать детишек. А теперь какие там детишки? С этим теперь конец. Самой бы выжить. Боже ты мой, за что же ее так? За какие грехи?

— Ты уверен в диагнозе?

— Слушай, ты обидеть меня хочешь? Чтобы я, врач с сорокалетним стажем, рак с первого взгляда не определил? — вспылил Артур Суренович и, не дослушав извинения пристыженного молодого коллеги, бросил окурок и вернулся к Марине. Та спокойно ожидала его, опершись на подоконник, стоя в лучах солнечного света, совсем тоненькая, беззащитная в обволакивавшем ее сиянии. Это выглядело так трогательно, так сильно обожгла его сердце жалость, что у профессора не хватило духа сказать ей правду. Стараясь максимально сгладить свою речь, добавив в нее неопределенности, Артур Суренович заговорил и одновременно с этим подвинул к себе стандартную форму «История болезни» и пачку желтых листочков для записей, щелкнул кнопкой авторучки, принялся писать.

— Мариночка, вот вам телефон моего друга и коллеги, он работает в клинике на Каширском шоссе. Вот, я тут пишу вам его адрес: Каширское шоссе, дом 24, и его телефон. Грицай Анатолий Николаевич, заведующий отделением. Вы прямо сейчас поезжайте к нему, а пока вы будете туда ехать, я ему перезвоню и расскажу, что к чему. Вот ваша «История болезни», я ее в конверт заклею, чтобы вам себе голову не забивать понапрасну корявыми врачебными терминами.

— А что, со мной что-то не так? — испуганно переспросила она.

— Всё в порядке, всё отлично, — он шутливо замахал на нее руками. — Я же говорю, лучше вообще ничего не знать о своем здоровье, довериться хорошим докторам. Знания такого рода развивают в пациентках ненужные фобии и мнительность. Вот вам мой лучший совет. Хотите? Тогда возьмите конверт и адрес.

Марина не знала, что по тому адресу, куда направил ее профессор Мнацаканян, расположена мрачная башня онкологического центра имени Блохина. Ей еще предстояло пройти через осознание всего того ужаса, что ожидает ее в самое ближайшее время: операция, курс химической терапии, выпадение волос, инвалидность… Нет-нет. Определенно, она ни о чем таком не догадывалась.

Ее автомобиль, юркий и удобный «Suzuki Vitara», домчал хозяйку за тридцать минут. Марина была импульсивной, темпераментной особой, и ее характер целиком отражался на манере вождения, по-настоящему мужской и довольно жесткой. Реакция у нее всегда была отменной, в аварии Марина никогда не попадала и с легкостью парковалась в любых ситуациях и положениях. Вот и тогда, подкатив к главному входу в здание «лечебницы», она, убедившись, что обочина Каширского шоссе плотно уставлена автомобилями и всё, на что она может рассчитывать, — это лишь узкий проем, недостаточный даже для ее небольшого «Suzuki», Марина, недолго думая, въехала задними колесами на газон и припарковалась таким образом, что автомобиль остался стоять перпендикулярно к дороге, а не вдоль нее, и притом его капот не выпирал за общую линию стоящих машин, не мешал движению на шоссе. Сидящий в соседнем автомобиле мужичонка захудалого вида злобно уставился на не в меру «ретивую самку», как привык он тайком «величать» женщин, и даже хотел отпустить какое-то замечаньице, открыл было рот, но Марина так на него посмотрела, что слова застряли у мужичонки в глотке. А Марина, постукивая каблучками, прошла немного по тротуару и вошла на территорию онкоцентра.

Конечно, она не однажды проезжала мимо мрачной башни, но никогда не интересовалась, что же такое в ней находится. Марина терпеть не могла все эти разговоры о здоровье, о болезнях и смерти, порой случавшиеся между ее родственниками или среди коллег по работе, и сразу же, под любым предлогом или без такового, покидала подобное общество. Поэтому вполне объяснима была ее неосведомленность в принадлежности башни. Она настолько была погружена в свои мысли, что не прочитала надпись, выложенную металлическими буквами над входом: «Российский Онкологический Научный Центр им. Н. Н. Блохина», и оставалась в неведении до тех самых пор, покуда не оказалась в кабинете профессора Грицая и тот, без всякой задней мысли, ознакомил ее с диагнозом.

Анатолий Грицай, худощавый, атлетичного вида мужчина лет сорока, был облачен в голубую медицинскую робу и поверх нее носил идеально гладкий белый шелковый халат, из нагрудного кармана которого высовывался краешек накрахмаленного платка. Окрашенный загаром нос профессора украшали очки в оправе «Cartier», а левое запястье — часы «Audemars Piguet» в золотом корпусе и на черном каучуковом ремешке с золотой пряжкой. В то время, пока он изучал ее «метрики» (как сама Марина называла листки с неразборчивыми каракулями Мнацаканяна), что он отдал ей после приема, «Покажите это Анатолию Николаевичу, Мариночка», она изучала его, и профессор Грицай показался ей человеком в высшей степени приятным и, что называется, расположенным к своим пациентам, вернее, пациенткам, поскольку отделение, главой которого являлся Анатолий Грицай, было исключительно женским.

— Так-так, всё понятно, — пробормотал Грицай себе под нос и элегантной серебряной авторучкой подчеркнул что-то в записях Артура Суреновича. — Ну, это мне надо самому посмотреть, что там за степень, хотя, конечно, Артур ошибается очень редко, он диагност первоклассный.

Марину его слова обеспокоили. Она наконец задумалась о том, что это за место такое, где всё так серьезно и монументально, словно в усыпальнице фараона. Энергетика башни была чудовищной. Здесь и вполне здоровые люди зачастую начинали чувствовать себя худо, так что уж говорить о Марине? Поэтому, недолго думая, она спросила:

— Профессор, единственный человек, который во всем этом ничего не понимает, это я. Будьте настолько любезны, объясните мне, что же всё-таки со мной происходит?

— Уже произошло. Это так, я просто уточняю для себя, мысли вслух, — пояснил Грицай и с явным сочувствием посмотрел на нее сквозь прекрасные цейсовские стекла своих очков. — Вас интересует предварительный диагноз?

— Разумеется. А то мне уже как-то неуютно становится, — вежливо улыбнувшись, честно призналась Марина и нервно поежилась. — Сами понимаете, у меня сейчас состояние полнейшего неведения, а вы так ничего мне и не говорите, — собравшись с духом, она мягко упрекнула доктора.

— Мне нужно осмотреть вас, тогда я буду готов что-то сказать вам, — быстро проговорил Грицай, откладывая в сторонку листки и поднимаясь из-за стола. Росту он был среднего, а вот размер обуви у него был до странности маленьким, не больше сорокового. — Пойдемте со мной в процедурный кабинет…

— Опять! — Марина завела глаза. — Может быть, прямо здесь, у вас?