Array Array - Мастер сновидений

— Сейн, к вам пришли.

— Угу…. — Что–то его увлекло в чтении, что он забыл про сапоги и подобрал ноги в позу для медитации прямо на диване.

— Сейн, вас ждут.

— Хорошо, хорошо, как скажете, смиз Бетине.

Торкана и кухарка переглянулись. Девушка взяла пирожок посытнее. Одрик потянулся на теплый запах, его рука обхватила горячий мясной расстегайчик вместе с ее пальцами. Тут ему пришлось поднимать взгляд от страниц туда, где встретились их пальцы и далее к укоряющему взгляду гостьи.

— Кани….

— Неужели такое захватывающее чтение?

— Угу, ты себе не представляешь!

— И кто автор?

— Сейчас посмотрим, — Одрик раскрыл титульный лист, — какой–то Альваринн, ассистент кафедры химии. Фамилия что–то знакомая, но я даже близко там никогда не был.

— Что?! — Торкана подняла книгу, на обложке стоял герб А–КА–ДЕ–МИИ Канесиля. Название гласило «Кристаллы: возникновение и рост. Лабораторный практикум». — Тебе делать нечего? Это же для старших курсов химиков и алхимиков!

— Да, нечего, вот буду сидеть и разбираться. Я уже давно пытаюсь этим заниматься, даже соорудил одно устройство. Он хорошо пишет, ты только послушай:

«Выращивание кристалла, сродни сотворению чего–либо живого — долгая и требующая терпения процедура. Научиться растить кристаллы — задача первая, вторая задача — научиться сохранять результат своих знаний и умений.»

— Все бы тебе в игрушки играть. Когда серьезным делом займешься?

— Уже занялся… на свою голову, — доложил Одрик, уплетая расстегайчик.

— Действительно? Это же здорово! И как, получается?

— Что–то получается, что–то нет.

— А ты как хотел, не все сразу.

— У тебя спросить можно?

— Конечно можно!

— Как у тебя эти… всякие позы для медитации, быстро получились?

— У меня…. У меня практически сразу, но со мной бабушка занималась с младенчества, так что мой пример для тебя не показатель. Ты же не удивляешься, что остальные не плетут иллюзии как ты. — Одрик тягостно вздохнул и закрыл глаза.

— Но ведь ты бы мне показал, как ты это делаешь?

— Конечно.

— И давай я тебе что–то покажу. Может, вместе получится?

— Учитель велел упражняться в медитации час… перед сном. Ты останешься?

— Ну–у…, если ты очень–очень попросишь, может быть останусь. Только, чур, меня слушаться!

— Я очень–очень–ОЧЕНЬ попрошу, — И Одрик сложил руки в умоляющем жесте.

— Сейн, вы не желаете отужинать? — Наконец вмешалась в их разговор кухарка. — И девушку угостите. У меня сладкий пирог удался, вы только взгляните.

— А чего на него глядеть, надо быстрее пробовать. По какому поводу сегодня такая красотища?

— Так сегодня «Новый хлеб», все соседи пекут, чем мы хуже?

— Вот, уже и лето кончается, раз на ярмарку свежую муку привезли.

— Сейн, если у вас на сегодня никаких больше пожеланий нет, то я могу быть свободна?

— Конечно, можете, — ответил хозяин.

— Ой, я же чай еще не поставила! Я сейчас все доделаю.

— Смиз, да идите, что вы со мной как с ребенком! Что я, чай никогда не заваривал? Мы справимся…. Идите уже, вас дома внуки заждались. И заберите половину, вы же напекли, как целую свадьбу! Нам и этого хватит. Забирайте, забирайте!

— Вот спасибо, сейн, вот спасибо! — Рассыпалась в благодарностях кухарка. — Правду мне Шооре сказала, что добрее белого илларя….

Кухарка со своими хвалебными причитаниями, наконец, удалилась.

— Смотри, разбалуешь ты прислугу.

— А кого по твоему мнению я должен баловать? Себя нельзя, Учитель не велит.

— Тогда никого.

— Совсем–совсем никого? Или кого–то немножко можно?

— Ну, если немножко, то я согласна побыть кем–то.

— Не надо кем–то, будь собой. — И Одрик обняв Торкану за талию, прижал ее к себе.

— А кто обещал слушаться? — Кани со вздохом освободилась от его рук. — Сначала медитация.

— Так до сна еще далеко.

— Вот и прекрасно, мы можем не спеша поужинать. Ты же мне обещал показывать все каравачские традиции, а «Нового хлеба» в столице нет.

— Все у вас в столице не как у людей, — засмеялся Одрик и пошел ставить чай.

И Торкане действительно казалось, что раньше в ее жизни в Ричелите кроме бабушки и людей не было. Не было там жизни, одни чопорные церемонии, одни разговоры на заранее объявленные темы, а просто так никто и не улыбнется. Не было, да и не могло там быть непринужденного ярмарочного изобилия, не было, и не могло быть такого Одрика с его дружеской расточительностью. Он заранее соглашался с Кани во всем и был готов выполнять все ее желания с такой ретивостью, что ей самой приходилось их сдерживать.

И поэтому за столом разговоры велись на невинные нейтральные темы, поэтому она сама предложила полистать академическую книгу, хотя там была не ее тема, поэтому она согласилась посмотреть на его сооружение в мастерской, хотя ничего в этом не понимала. И Одрик так самозабвенно рассказывал про свою мечту о выращенном кристалле, что ей подумалось: «У него получится, обязательно получится. А как же иначе!»

Раскаленное дневное светило закатилось за Трехзубую скалу, из раскрытого окна пахнуло хоть каким–то подобием вечерней прохлады. И Торкана решила, что пора приступать к занятиям. Они поднялись наверх, там воздух был свежее, на полу лежал изрядно потертый коврик.

— Давай сначала с первой позы. Я послежу, что с тобой не так.

Одрик обещал слушаться, и повторил все, что получилось с Учителем. Кани подошла сзади положила руки на плечи, провела по позвоночнику.

— Ты весь зажат как сахарный тростник под прессом. Так конечно ничего не получится. Тебе надо расслабиться и не думать, а чувствовать. Да расстегни ты рубашку, это же не ворот, а удавка! Ты кого стесняешься? Меня? Не стоит….

Одрик послушно освободился от рубашки.

— И ремень ослабь, а то он натянут как струна, так и дышать невозможно. Не понимаю, зачем так затягиваться, тебе же корсет необязателен. Ты освободись от всего лишнего, ненужного. Никого и чего сейчас нет, только ты… ну и я рядом. Забудь про все и повторяй за мной. Представь, что ты в реке, нет, в том озере, где растут болотные фонарики, сейчас тебе спокойно и тепло. Над тобой светят звезды, а вокруг фонарики. А теперь давай вместе со мной, но не с первой позиции, а с третьей!

Одрик был послушен, как и обещал, и третье упражнение у него получилось само собой, без особых усилий. И четвертое уже не показалось сверхсложным, даже в чем–то приятным, или голос Торканы его успокаивал, почти убаюкивал. И удивительно дело, он согласился и на пятую позицию, о чем даже не мечтал. Он будто бы был в воде, и вода сама несла его. Весь мир вокруг, включая собственное тело, казался мягким, спокойным и податливым, как мягкая гончарная глина, или как тесто в умелых руках пекаря. И вдруг…