Мария Захарова - Тени

— Шен? — проскулила я, заглядывая в плескающееся серебро глаз. — Прости, а?

— Ох, женщина! — простонал он, подхватывая меня на руки. В следующее мгновенье мир завертелся, и мы оказались в комнате. — Ты меня убиваешь.

— Я?

— А кто же? — на выдохе, касаясь губ. — Только ты.

— Только ты, — шепнула я, принимая поцелуй.

Сейчас между нами не было злости, страха, боязни лишиться, только ласка, нежнейшая, трепетная, как легчайшее прикосновение шелка, рождающее сладкую истому. Касание губ, жаждущее скольжение языка, и стон, рожденный нуждой, необходимостью быть рядом. Я приняла его так, желая большего, мечтая утонуть, расплавиться в его желании, переплести с моим, чтобы раствориться без остатка в любимом, даровать себя и забрать его дар, чтобы стать одним и никогда не терять.

— Шен… — ни стон, ни шепот, что-то надрывное, требовательное, вложенное в его имя.

— Да… — чуть сильнее, чуть взыскательнее. — Всегда… да…

— Всегда…

И ничто не важно! Мир, война, зависть, ненависть все осталось за гранью, только мы, только всегда, только вместе.

— Свет. Мой свет. Шалар, — шептали губы, следуя за расползающейся тканью, а я таяла, стекая дорожкой желания, прокладываемой на моей коже.

«Дом души» произвел на меня неизгладимое впечатление. И в первую очередь его месторасположение. Домик опасно пристроился на самом краю многометрового обрыва, и его западные окна с высоты птичьего полета смотрели на морскую гладь. Безумно красиво, непередаваемо восхитительно, особенно во время заката. Я могла до бесконечности наблюдать, как красно-желтый диск медленно скользит по небу, тяня за собой переливающуюся полоску морской ряби. Восточной стороной дом смотрел на предлесок, который постепенно взбирался в горку, для того, чтобы вдали плавно слиться в могучими кронами Векового леса. Стоя на веранде и скользя взглядом по неровному краю обрезанной кем-то земли, я чувствовала себя жителем предмирья, зависшего где-то посреди шелеста листвы и шума прибоя, щемящей трели соловья и пронзительного крика дельфина, и от этого зрелища в груди все переворачивалось.

Впервые увидев, я не смогла связать двух слов, даже для того, чтобы сказать — «красиво», не хватало воздуха, его просто выбило из легких, словно чьи-то сильные руки сдавили грудь в нестерпимом объятии. Я задохнулась в эмоциях, ошеломленная красотой этого места, очарованная его неповторимой двуликостью.

Соорудив себе большое кресло, я много времени проводила на веранде, вдыхая густой прибрежный воздух, щедро сдобренный ароматами хвои и прелой листвы. Саша частенько присоединялся ко мне, и тогда, усаживая себе на колени кормил ягодами, шептал на ушко всякие глупости и перебирал волосы, что стало его любимым занятием. Эти мгновенья чистого ненарушенного счастья, бальзамом вливались в истерзанную сомнениями душу, даря тепло и покой. Каждый раз хотелось остановить мгновенье, поймать его волшебным сачком и заключить в хрустальную сферу, чтобы в любой момент можно было окунуться в мир безграничной радости.

В предпоследний вечер, пусть томительной, нервирующей, но все-таки передышки, я сидела на улице и любовалась закатом. Солнце еще только начинало приобретать бурый оттенок, ветер приносил успокаивающий шелест листвы, волны с рокотом накатывали на берег, а в воздухе витал запах дыма. Саша, вернувшийся с рыбалки, числил рыбу, и скрежет ножа о чешую органично вливался в ставшие привычными звуки покоя.

Следя за парящей в небе птицей, я думала о прошлой жизни, о ее суете, быстротечности, навязчивом стремлении все успеть. Человеческая натура такова, что всегда есть что-то, что не устраивает, притягивает взгляд, режет слух, что-то, что руки чешутся изменить. И сейчас, копясь в себе, листая кадры собственной жизни, я выискивала свое личное бельмо, требующее исправления.

Родители. Хотела бы я появиться на свет и вырасти в полноценной семье? Да, пожалуй. Но могу ли с уверенностью сказать, что из-за их отсутствия мое детство было несчастным? Нет, не могу. Не зная иной жизни, я была счастливым ребенком. Детский дом стал моей семьей, большой, не очень дружной, шумной, но все-таки семьей. Он подарил мне лучшую подругу, с которой меня столько всего связывает, что отказаться от нее, я не готова.

Игорь. Если бы мне, зная наперед, как все сложится, представилась возможность выбирать, захотела бы я пройти мимо? Ответ однозначный — не захотела бы. Любила ли я его? Да. Была счастлива? Да! Пусть не долго, но была, так зачем лишать себя того, от чего на душе становится теплее.

С каждой новой картинкой, на которой я мысленно расставляла приоритеты, во мне все больше крепла уверенность в том, что каждый шаг, каждое мгновение моей жизни вело меня туда, где я сейчас находилась. Вело в этот мир, в эту страну, к Саше, к малышке, что я носила под сердцем, вело к престолу света и Деве-хранительнице. Здесь, именно в этом месте начиналась моя судьба, и здесь же ей суждено закончится, а все мое прошлое, лишь подготовительный этап, укрепивший волю, давший силы надеяться и стремиться, сделавший меня такой, какая я есть.

— Уже прохладно. Замерзнешь. — Любимый голос вернул меня с небес на землю, сыграв последний аккорд в череде раздумий.

— Ты знаешь…

— Что? — Саша завернул мои ноги в плед.

— Без чего я не могу жить? — наши взгляды встретили, его вопросительный и мой лукавый.

— Без чего?

— Без того, кого люблю больше всего на свете. — Он по традиции приподнял бровь, а я улыбнулась, и добавила. — Без тебя.

Мы медленно брели вдоль берега, и бирюзовые волны подкрадывались к самым ногам. Чуть сильнее, чуть выше, и пенистый гребешок окатит икры солеными каплями, оставив мокрые следы на одежде. Моя рука покоилась в его руке, окутанная теплом. Его пальцы нежно поглаживали кожу, неосознанно, на автомате, просто ласкали своим прикосновением.

— Жаль, — подытожила я мысли последних дней.

— Что именно?

— Такое красивое место, а никто не живет. Ты говорил, что домик бабушкин. Почему он тут один?

— Это длинная история, — предупредил Саша, и в его голосе я расслышала печаль.

Что-то мы грустны последнее время! Грустны и напряжены! Хотя, о чем это я думаю! Завтра возвращаться, и что нас ждет — неизвестно.

— У меня есть время, — я заглянула в его глаза, такие родные и любимые. Все-таки жизнь подарила мне несоизмеримо много, больше чем я заслужила. Его самого, его любовь, нашу малышку. Разве можно быть несчастной, имея все это?

— Это место печали. Долон, так все его называют. Место последнего шага. Сюда идут люди, потерявшие надежду. Веру в то, что что-то может измениться. И Мирен тоже, пришла, потеряв желание жить.

— Мирен?