Родовая магия

— Идиот чертов, — почти зарычал я. — Слушай, если ты думаешь, что мне доставляет удовольствие бегать за тобой, и выспрашивать то, что я, по твоему мнению, и так знаю, то Крэб и Гойл по сравнению с тобой просто гении!

— Вот и возвращайся к своим дружкам, Малфой, а меня оставь в покое! — почти выкрикнул он.

— Твою мать, Поттер, да неужели у тебя язык отсохнет, если ты скажешь по-человечески, какого Мордреда взбрело тебе в башку!? — рыкнул я. — Что, это так трудно? Просто скажи, в каком бреду тебе привиделось, что мы с Блейз любовники?

— Птичка на хвосте принесла, — усмехнулся он. — А тебе не все равно?

— Было бы все равно — не спрашивал бы, — отозвался я. — И что ж за птичка такая, что ты так сразу безоговорочно ей поверил?

— А я и не поверил, — каким-то пустым, безжизненным голосом отозвался Гарри, глядя куда-то за мое плечо остекленевшим взглядом. — Не поверил, пока не увидел своими глазами.

— Что? — никогда не верил, что можно упасть от удивления, но пол под моими ногами, казалось, действительно покачнулся. От неожиданности я схватился за него, и Поттер почему-то не оттолкнул меня, а наоборот, помог восстановить равновесие. И только потом резко отцепил мою руку от своего плеча и брезгливо оттолкнул ее прочь.

— Не прикасайся ко мне, — резко сказал он. — Даже не приближайся больше. Чем дальше ты будешь, Малфой, тем лучше для тебя же.

— Ну нет уж, Поттер, ты так легко не отделаешься, — возразил я. — Какого Гриндевальда! КАК ты мог нас видеть? Где, когда? Я ничего не понимаю…

— Ой, Малфой, вот только этого не надо, — поморщился он, но увидев мой непреклонный взгляд, тяжело вздохнул. — Ладно, если это единственный способ от тебя отделаться… Смотри.

Он вытащил из внутреннего кармана мантии старый, потрепанный и помятый пергамент, развернул… Пергамент был чистым. Я захлопал глазами. Гарри вытащил палочку, коснулся листа, и с еще одним тяжелым вздохом произнес:

— Торжественно клянусь, что замышляю только шалость.

Я чуть не усмехнулся, что за ерунда? И тут по пергаменту побежали строчки. Подобные чары — чары проявления, — были мне отчасти знакомы, но с таким идиотским паролем я еще никогда не сталкивался. Ну, и что он хочет этим сказать — какие-то непонятно кто приветствуют нас… и тут Поттер и его бумажка снова удивили меня. Надпись исчезла, и ее место заняли пересекающиеся линии, черточки… Я пригляделся.

— Это… Это что — карта школы? — дошло до меня наконец. — Ох, и ни фига себе… И давно у тебя эта штука?

— С третьего курса, — отозвался Гарри без улыбки. Я недоуменно покачал головой.

— И все равно — ну карта, подробная, что с того?

— Приглядись, — отозвался Гарри, и ткнул пальцем в один из изображенных на карте коридоров. С непривычки мне потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, что это тот самый коридор, в котором мы находимся. Посреди чистого пространства на карте помещались две точки с надписями. Я присмотрелся, чтобы разобрать их… и в который раз испытал шок. Точки были подписаны «Гарри Поттер» и «Драко Малфой».

— Это… Мы? То есть, ты хочешь сказать, что эта твоя карта показывает не только замок, но и людей?

— Вот именно, — отозвался Гарри, и снова коснулся ее палочкой, прежде, чем я осознал, что это может означать. Черт, да попади такая штука в руки кому-нибудь из слизеринцев, вся школа стояла бы на ушах! — Шалость удалась, — проговорил Гарри. — И даже чересчур на этот раз… — добавил он вполголоса. Я ошеломленно посмотрел на него.

— И что это доказывает? — спросил я, и тут зеленые глаза (правду говорят, зеленые глаза — глаза ревности!) просияли неудержимой яростью.

— Что доказывает? — зарычал Поттер. — Доказывает то, что я видел той ночью, что она была в твоей комнате, в твоей постели! Еще будешь что-то отрицать!?

— Она… — я задохнулся. Блейз действительно спала у меня, но мы оба так привыкли к этому, что даже и не подумали, что со стороны это может показаться предосудительным! — Гарри, послушай, ты все не так понял! — попытался объяснить я, но Поттер в бешенстве просто не слышал меня. Он резко дернулся вперед, и кончик его палочки уперся мне в горло. Я застыл — уж я-то знал, на что способен Гарри в гневе, это вам не Уизел…

— Не смей. Никогда. Больше. Называть. Меня. Гарри! — прорычал он. — И не смей больше показывать мне на глаза свою мерзкую слизеринскую рожу, хорек! Иначе я тебя так прокляну, что то, что было в конце пятого курса, покажется тебе забавным и милым детским приключением! Ты меня понял? Понял, я спрашиваю?

С его палочки посыпались искры, обжигая мне кожу. Я охнул, отшатываясь от обезумевшего Гарри, и уперся спиной в стену. Однако Поттер не последовал за мной. Тяжело дыша, он медленно взял себя в руки.

— Я тебя предупредил, Малфой, — хрипло закончил он, опуская палочку. — Держись от меня подальше.

И прежде, чем я успел возразить, попросить его выслушать меня, да и вообще, сделать хоть что-то, он развернулся, взметнув полы мантии, и почти бегом устремился к ближайшему короткому проходу, расположенному за гобеленом в паре шагов от нас.

Тяжело вздохнув, я оправил свою мантию, и уныло поплелся в библиотеку. В подземелья идти не хотелось — все наши, кроме Дафны с сестренкой и Крэба с Гойлом, разъехались, а проводить время в ЭТОМ обществе у меня не было никакого желания. Мне нужно было время и одиночество, чтобы подумать и разобраться во всем.

В какой-то момент во мне проснулась оскорбленная гордость. Да чтобы я, Малфой, упрашивал какого-то несчастного Поттера меня выслушать?! Чтобы я еще и оправдывался перед ним из-за его собственной идиотской мнительности и легковерия?! В конце концов, я перед ним ни в чем не виноват! А вот нечего подсматривать за собственной девушкой, да еще неизвестно по чьей наводке! И понимать все через пень-колоду…

Но стоило мне вспомнить опустошенное, отчаявшееся лицо Блейз, и подумать, что будет с ней, если я не добьюсь успеха, и раздуваемая гордыня лопнула, как мыльный пузырь. Сама по себе, смерть Диего, конечно, огорчила ее, но выплакавшись и погоревав, она вполне оправилась бы, особенно при поддержке Гарри. Но все вместе… Думая об этом, я понимал, что как никогда боюсь за нее. Что если Блейз не выдержит, и натворит каких-нибудь глупостей? Конечно, сестренка всегда была разумнее большинства девчонок, но при всем при том, она еще никогда не была настолько влюблена, и ее еще никогда не бросали таким образом, несправедливо обвинив в измене! Вздохнув, я обреченно признал хотя бы перед самим собой, что все равно сделаю все, чтобы донести до треклятого упрямца Поттера, забодай его мантикраб, что произошло на самом деле. Оскорбленная гордость где-то в глубине сознания буркнула что-то насчет того, что можно и не продолжать дружить с ним самому, когда все закончится, и я подумал, что, по-видимому, на сей раз возразить мне нечего. При воспоминании о его искаженном гневом лице и прижатой к моему горлу палочке, рассыпающей обжигающие искры, во мне поднималась горькая, отчаянно острая обида, от которой, как в детстве, хотелось забраться куда-нибудь подальше и выплакаться, пока никто не видит. Не то, чтобы я так часто поступал, но все же, порой бывало.