Цвет Надежды

Разве мог Люциус это предугадать? Мог! И должен был! Это его вина в том, что толпе детей удалось одурачить их — опытных волшебников. Почему? Да все потому, что, во-первых, мальчишка нужен был живым, а во-вторых, Люциус повторил ошибку Лорда прошлогодней давности — не воспринял всерьез Гарри Поттера.

Нельзя недооценивать противника. Никогда. Так учат авроров. Но Люциус Малфой никогда не был аврором, поэтому он развлекался, видя суматошные попытки детей что-то им противопоставить. Вот и доразвлекался. Но об этом горевать поздно. Нужно решить, как оправдаться перед Лордом. Это во сто крат важнее.

Он же не знал, что, переступив порог дома Фреда Забини, мгновенно сменит приоритеты.

Он отправился к Фреду потому, что в его собственном доме могли ждать авроры. Вообще-то имение ненаносимо, но всегда есть риск. Нельзя недооценивать противника. Теперь Люциус постарается об этом не забывать. Положение Фреда оставалось легальным, и у него можно прояснить обстановку. Что думает Лорд, как действует Аврорат?

Но уже в просторном холле имения Забини он понял, что здесь не думают ни о Лорде, ни об Аврорате. Здесь царило какое-то оцепенение. Но не то сонное и спокойное, когда вокруг наступает затишье и жизнь замирает, а то оцепенение, которое накатывает вслед за плохой вестью.

Люциус протянул трость склонившемуся эльфу и направился в сторону библиотеки, где, по словам эльфа, находился Фред.

Массивные двери отворились бесшумно, и последняя надежда на то, что он ошибся, рассыпалась в пыль. Фред Забини сидел за письменным столом, держа в руках рамку с колдографией. Люциусу не было видно, кто изображен на снимке.

— Здравствуй, — подал он голос.

Фред вскинул голову и после паузы кивнул.

— Да. Что стряслось?

Фред лишь сильнее сжал рамку, долго смотрел на поверхность стола, потом сердито провел рукой по лицу. В этом жесте было столько несвойственной Фреду эмоциональности, что Люциус всерьез забеспокоился. Опустился в кресло и вопросительно приподнял бровь.

— Вы были в Министерстве. А вторая группа напала на другой… объект. Чтобы у Аврората было чем заняться.

— И?

Фред поднял тяжелый взгляд и заговорил, чеканя каждое слово, безжалостно и неотвратимо. И от слов, падающих в тишину библиотеки подобно камням с вершины горы, хотелось укрыться, сбежать, вот только не было места, в котором можно спрятаться от себя.

— Вторым объектом оказалась клиника Святого Мунго. Ты когда-нибудь думал, что волшебник может погибнуть при пожаре? Как обычный маггл… Просто задохнуться от дыма. При ликвидации пожара погибли шесть колдомедиков, потому что не оказалось масок, а защитные заклятия потребовали бы слишком много магической силы. Они решили тратить ее на спасение пациентов. Фрида пыталась спасти детей из отделения реабилитации. Тех детей, которых мы с тобой, Люциус, оставили без родителей, поэтому они попали в клинику.

Люциус смотрел в пол, изо всех сил борясь с желанием заткнуть уши. В слова Фреда не верилось. Они казались кошмаром. Он не мог представить ее мертвой. Женщину, которую держал в объятиях еще несколько дней назад. Видел ее улыбку, чувствовал тепло ее губ. Он не верил. Старался почувствовать ужас или боль, но почему-то в груди было лишь тупое онемение, а еще в голову упорно лезла мысль о том, что он не увидел ямочку на ее щечке в последнюю встречу. Из ее прически выбился локон, укрыв так любимую им ямочку. В какой-то момент он хотел убрать непослушную прядь, но почему-то не убрал, а вот теперь это казалось жизненно важным. Таким же важным, как смотреть на большой старинный глобус слева от стола Фреда и задаваться вопросом: зачем волшебнику глобус, если большинство нужных ему мест ненаносимы. Люциус готов был думать сейчас о чем угодно, только не о том, о чем говорил Фред. Но голос вырвал из мыслей и заставил поднять голову:

Голос Фреда был еле слышен. Люциус поднял голову, их взгляды встретились. Боль и ненависть. Ненависть ко всем и к себе за то, что еще могут дышать, а завтра смогут радоваться, а послезавтра и вовсе забудут.

Люциус вглядывался в знакомое лицо, так похожее на ее, и не знал, что ответить. Первый шок прошел, и до сознания стало доходить. Бесшумно отворилась дверь, и в библиотеку вошла Алин с подносом, на котором стояли чашки с чаем. Молча поставила его на письменный стол, так же молча сняла одну чашку и пристроила на журнальный столик перед Люциусом. Двое мужчин наблюдали за ее действиями, словно этот простой бытовой момент мог вернуть уверенность, заполнить пустоту. Но вот Алин быстро склонила голову, в руке появился невесть откуда взявшийся платок, женщина поднесла его к глазам, и горе нахлынуло с новой силой, смывая потоком остатки сдержанности. Как сквозь туман Люциус увидел, что Фред быстро встает и отворачивается к широкому окну. Как его рука на миг сжимает плечо Алин, и женщина накрывает его пальцы ладонью, а потом выходит, что-то сказав Люциусу. А Люциус в оцепенении сидит в кресле, боясь проявить слабость и одновременно завидуя Фреду, который может вот так оплакать сестру, не стесняясь, не сдерживаясь. В какой-то момент Люциус понимает, что в нем самом нет слез. Есть пустота и есть болезненная потребность вернуть время назад и убрать с ее лица прядь волос, чтобы снова увидеть ямочку от ее улыбки. Он встает, подходит к письменному столу, берет оставленную Фредом рамку и переворачивает ее.

Яркая листва. Осень или весна — непонятно. На снимке Фред со смехом обнимает сестру за плечи. Им лет по пятнадцать-шестнадцать. Ветер треплет ее длинные волосы, а в зеленых глазах плещется смех. Фрида прижимается щекой к плечу брата и весело машет рукой.

Внезапно снимок теряет резкость, и на крону дерева над их головами падает крупная капля…

03.02.2011

Новая Надежда. Теперь Драко Малфой знал это наверняка. Иначе нельзя. Иначе мир окончательно станет пустым и никчемным. Все последние годы Драко жил именно в таком мире. Здесь все было понятным и определенным. Шестнадцать лет жизни словно во сне. Он знал, что будет делать завтра, куда отправится послезавтра. Детство: уроки фехтования, руны, танец, этикет. Привычные действия сливались, наслаивались, затягивали в себя, как в омут. И он не пытался выбраться. Он знал, что после урока верховой езды — занятие музыкой, а потом седой волшебник в серой мантии будет старательно разъяснять замысловатую вязь, не улыбаясь при виде успеха и так же равнодушно реагируя на неудачи. И сначала будет казаться важным вызвать у него эмоции, а потом это желание пройдет. И со временем он привыкнет к миру, в котором эмоции — это нечто постыдное, неправильное, неловкое, без чего очень легко можно обойтись.