Дин Кунц - Вторжение

Беря цветок, Молли увидела на языке пса капельку крови, след от укола шипом.

На память вновь пришел Рендер, не его таинственное появление в таверне этой ночью, а дикая ярость, которую он источал в классе двадцатью годами раньше. Но вспомнила она не столько Майкла Рендера, сколько одну из его жертв, девочку по имени Ребекка Роуз [20] Автор дает девочке говорящую фамилию: Роуз — Кохе — роза (англ.). , с кудряшками светлых волос и синими глазами. Она умерла в тот день на руках Молли.

Ребекка Роуз. Застенчивая, чуть пришепетывающая девочка. Ее последние слова, она прошептала их в забытьи, вроде бы ничего не значили: «Молли… тут пес. Такой красивый… как он сияет».

И теперь немецкая овчарка, кобель, наблюдал за Молли. В его глазах хватало загадок, под стать тем, с которыми им уже пришлось столкнуться в эту знаменательную ночь.

На одном из шипов розы осталась его кровь.

Роза забвения, принесенная собакой, стала розой воспоминаний, срезанной такой юной.

Склонив голову, овчарка вроде бы спрашивала, сумеет ли Молли Слоун, здравомыслящая Молли, в которой пружина жизни всегда была заведена до предела, которая жила скорее будущим, чем настоящим, стремилась достигнуть поставленных целей, благоразумная во всем, за исключением своих книг, понять намерения принесшего розу Сфинкса, этого ребуса о четырех лапах, который хотел, чтобы их правильно истолковали и отреагировали соответственно.

Роза дрожала в ее руке, один лепесток упал, будто капля крови, на стол.

А пес ждал. Пес наблюдал. И улыбался.

И в ночь чудес зла и экстраординарных событий этот момент казался не менее важным, чем любой другой, но кардинально отличающимся от всего того, с чем они сталкивались прежде.

Сердце колотилось как бешеное, мысли ускорили бег, возможно, устремились к ослепляющему откровению, но сначала им предстояло выбраться из лабиринта ошибок.

Она положила розу на стол. Протянула руку к псу. Овчарка лизнула руку.

— Что? — спросил Нейл, который очень хорошо знал Молли, можно сказать мог читать мысли жены.

А в голове у Молли уже сверкнула мысль, граничащая с ясновидением: «Эта овчарка отведет нас к детям, которые нуждаются в помощи».

Нейл посмотрел на пса, а тот повернул к нему свои влажные глаза, словно любой мог прочитать по ним цель его прихода к столу так же легко, как это сделала Молли.

— Только не спрашивай меня, откуда он знает, что мы хотим сделать, — сказала она. — Но он знает, будь уверен. Я не понимаю, как он их найдет, но найдет. По запаху, благодаря инстинкту, может, с помощью особого дара.

Нейл посмотрел на пса. На Молли.

— Я знаю, это звучит безумно, — кивнула она.

Нейл посмотрел на темный прямоугольник, который ранее занимало зеркало, населенное живыми мертвецами.

— Тогда пусть он нас ведет. В конце концов, что нам терять?

Вергилию [21] Вергилий — тоже говорящая кличка. Великим римским поэтом написан героический эпос «Энеида» о странствиях троянца Энея. , кличку они прочитали на пластинке, закрепленной на ошейнике, молодому, крепкому кобелю со сверкающими, полными доброжелательности глазами, не терпелось приступить к делу.

На табличке они нашли и имя хозяина, и адрес: Джеймс Уэк, Сосновая улица.

Несколько вопросов тем, кто находился в таверне, быстро позволили установить, что Уэка здесь нет. Вероятно, Вергилий добрался сюда в одиночку, по собственной инициативе.

Рассел Тьюкс, отхлебывая из большой кружки темное пиво (он решил связать судьбу со своими лучшими клиентами, пьяницами), отпустил не одну шуточку в адрес горожан, которые готовились отправиться в банк и за припасами. Увидев, что Нейл и Молли тоже уходят, спросил:

— Разве вы не способны посмотреть в глаза реальности? От этого нигде не спрячешься.

— Мы не собираемся прятаться, — заверила его Молли. Однако внезапный приступ паранойи не позволил ей рассказать о своих намерениях.

— Когда они поднимутся в горы, эти инопланетяне, они вспорют вам животы, как рыбам, и оставят хлопать плавниками на улице, — предрек им Тьюкс.

Обеспокоенные не столько предсказанием Тьюкса, сколько его поведением, ни Молли, ни Нейл хозяину таверны не ответили.

По голосу не чувствовалось, что Тьюкс их о чем-то предупреждал, скорее в голосе звучала надежда на то, что их будет ждать именно такая ужасная судьба, а сама идея о том, что Нейл и Молли будут умирать в муках, корчась в агонии, доставляла ему безмерное удовольствие.

Его лицо веселого монаха радикально изменилось, от веселья не осталось и следа, теперь он больше напоминал злобную обезьяну, тупую и драчливую. Кожа пошла красными пятнами. И венчик волос брата Тука острыми пиками разметало во все стороны, словно от ярости волосы встали дыбом.

Когда они двинулись к двери, Тьюкс шагнул к ним, в очередной раз отхлебнув пива из кружки, и они услышали еще одно предупреждение:

— Раз уж вы выходите на улицу, берегите нежные местечки. Красноглазые стервятники крадутся.

Кто бы мог подумать, что хозяин таверны будет цитировать Элиота: «Красноглазые стервятники крадутся…»

— Опять, — заметил Нейл. Конечно, он не столь досконально знал творчество поэта, но несоответствие последней фразы предыдущим просто бросалось в глаза.

Когда Молли повернулась к Тьюксу, она увидела в его перекошенном раскрасневшемся лице и в горящих глазах (горящих изнутри, в отраженном свете они бы так не блестели) насмешку, презрение и ненависть. Вены на его висках вздулись и пульсировали. Ноздри раздувались. Челюсти ходили из стороны в сторону, словно от распирающей его ярости он растирал зубы в порошок.

Молли не могла понять, откуда в обычно добродушном хозяине таверны взялось столько злобы и почему с каждым часом ее только прибавляется. Более того, она не находила причин, по которым он мог выплеснуть распирающие его отрицательные эмоции на нее. Как ни крути, знакомство у них было шапочное, и она не сделала ничего такого, что могло бы задеть или рассердить его.

Рассел Тьюкс поднес кружку, глотнул пива, подержал во рту, а потом выплюнул на пол у ног Молли.

Нейл уже собрался шагнуть к нему, но Молли остановила его прикосновением руки. Вергилий зарычал, но она заставила его затихнуть, лишь сказав: «Вергилий».

Если Рассел Тьюкс в какой-то степени и оставался тем человеком, которым был раньше, то при этом он, несомненно, стал и чем-то еще. Паразит, или грибная спора, или что-то иное, но не менее чужеродное, проникло в его разум и сердце.

Атмосфера в таверне переменилась. Она не могла распознать это изменение, как распознавала, скажем, появление в воздухе сажи и пепла, не могла увидеть его, тем не менее почувствовала: напряжение нарастает. И темнота сгущалась, никак не связанная с отключением электроэнергии. Такую темноту не могли разогнать свечи, она была сродни темноте космической черной дыры, которую не могут увидеть ученые-физики, но узнают о ее существовании по гравитационной силе.