Юрий Никитин - Ютланд, брат Придона

– Ладно, – сказал он почти обычным голосом, – это хорошо, что ты цела. Ну, я поехал…

Хорт побежал вперед, конь понес его следом, а сзади раздался возмущенный вопль:

– Ты что о себе думаешь?.. Как я поеду, если они все перебили друг друга? Я видела, ты начал грубить, вот они и поссорились! Теперь я одна, как я поеду?

Он посмотрел на лошадей в повозке, они тревожно пофыркивают при виде луж крови, но стоят на месте.

– Возьми вожжи, – посоветовал он. – И езжай спокойно.

Она взвизгнула:

– Я? Принцесса?

Он сдвинул плечами.

– А что такого? У нас так и тцари ездят.

– Дикари, – сказала она с отвращением. – Я не могу брать вожжи в руки, это меня опозорит.

Он поморщился.

– Тогда жди, когда кто-то наткнется. Здесь дорога… хорошая, если не сегодня, то завтра-послезавтра обязательно кто-то проедет. Или попроси крестьян отвезти. Хотя они сейчас и заняты ремонтом своих домов, но за хорошую плату не откажутся.

Она крикнула:

– Ты совсем прибитый? Да меня ночью волки сожрут!

– Побрезгуют, – заверил он. – Я с тобой всего две минуты, и то уже от тебя тошнит.

Он снова толкнул коня, тот шагнул и одновременно им в спину взрезался истошный вопль:

– Дурак, да возьми же меня к себе на седло! И отдашь в ближайшем селе или городе…

Он подумал, в самом деле тянет ее придушить, чтоб не раздражала, но послал коня обратно. Хорт недовольно заворчал, Ютланд протянул руку, она вцепилась обеими тонкими лапками, он легко поднял к себе в седло, посадив перед собой боком, так что ноги свешиваются на одну сторону, а пушистые волосы щекочут ему подбородок.

Конь равнодушно прошел через трупы, хорт тоже пробежал по крови, а потом долго оставлял красные отпечатки лап. Мелизенда вздрагивала и отворачивала голову.

Когда место побоища с трупами осталось позади, она спросила едва слышно:

– А почему не возьмешь у них хотя бы оружие? Там хорошие мечи… для простых, конечно.

Он буркнул:

– Мне еще почти полгода нельзя брать в руки оружие взрослых.

– Странные обычаи, – сказала она озадаченно.

– Какие есть, – ответил он.

– Какое-то дикое племя?

– Если раз так скажешь, – предупредил он, – пойдешь пешком.

Она сказала испуганно:

– Ты чего? Дикие – это храбрые, мужественные, смелые, отважные, прямые, честные, глупые, верные, тупые… В общем, замечательные люди. Таких все любят. С вами… с ними хорошо!

– Да, – пробормотал он, – вижу, как ты ликуешь.

Она сказала озабоченно:

– Мне показалось что среди убитых нет их командира…

– Удрал, – ответил он с презрением.

– Это плохо, – сказала она.

– Да, это позор, – согласился он.

Она фыркнула.

– Меня он меньше всего интересует! Это плохо для нас. Не делай эти глазки, убью. Будто не понимаешь, что он вернется, взяв с собой людей втрое больше. И на этот раз тебя схватят, объявив зачинщиком драки.

– Пусть берет, – сказал он равнодушно. – Я человек мирный и никогда не дерусь.

Она повернула голову и долго всматривалась в его лицо. Ютланд спокойно смотрел вперед, и она, как ни вглядывалась, так и не увидела того, что ждала.

Вздохнула, сказала совсем другим голосом:

– Да, ты в самом деле из тех, которые храбрые, мужественные, прямые и стойкие, как вон тот дуб… Сворачивай вон туда.

– Зачем?

– Там лес, – объяснила она терпеливо, как храброму и мужественному, – нас не увидят. Во всяком случае, издали.

– Хорошо, – ответил он, но не пошевелил поводом, а конь продолжал мчаться ровным галопом дальше.

Она вскинула голову и сказала настойчиво:

– Ты ничего не забыл?

Он покачал головой.

– Здесь со стороны леса земля мягкая. Только слепой не увидит следы. А вон там каменная россыпь, по ней и промчимся.

Она смолчала, удовлетворенная, все-таки делает так, как она велит, хотя и с поправками на мужское упрямство.

Сосновый лес тянулся с версту, Ютланд не обращал на него внимания, а когда пошла могучая дубовая роща с мощными переплетенными кронами, он молча пустил коня в ту сторону. Над лесом снова начали собираться тучи, прогремел гром, из одной даже посыпался крупный блестящий дождь, но капли превращались в пар, еще не коснувшись земли.

Алац вошел в лес с неохотой, там сразу за великанскими деревьями потянулось большое озеро, похожее на запущенный пруд, ряски и тины столько, что уже можно называть молодым болотом. Затем вынырнули веселые деревца с белой корой, Ютланд подумал, что в березняке даже старые деревья выглядят жизнерадостно и бодро.

Отыскав удобное место, он спешился, снял капризную принцессу с седла, хорт начал прыгать на него, требуя содрать с раненой спины душегрейку.

Ютланд кое-как снял, засохшая кровь прилипла и не хотела отдираться, хорт принялся остервенело зализывать раны, трясся и рычал, шерсть встала дыбом.

Мелизенда тихонько отошла в сторону, сейчас все трое такие чудовища, что в самом деле ей бы лучше оставаться с тем отрядом, да и в повозке возлежала, а не тряслась на худом, как скелет, коне, если это конь…

Наконец Ютланд вздохнул, осторожно подвигал плечом, все еще морщась и стискивая челюсти. Она видела, что ему больно, но мужчина почему-то не должен выказывать слабости, и сейчас он выпрямился во весь рост, властно и гордо посмотрел по сторонам, словно красуется перед толпой…

– Вы с конем, – велел он строго, – побудьте здесь.

Она спросила задиристо:

– А ты? Или вас тоже двое?

– Мы с хортом, – ответил он невозмутимо, – посмотрим, что здесь за звери. У меня из еды только хлеб и сыр.

Она сказала язвительно:

– А ты без мяса не можешь, ты же мужчина? Большой, ужасный и крепкий, как… дуб?

Он вспомнил, что за женщиной всегда остается последнее слово в любом споре, а всякое слово, сказанное мужчиной после этого, является началом нового спора, потому смолчал и, свистнув хорту, пошел в глубину леса.

Как только его спина исчезла за деревьями, она перестала изображать принцессу всюду и везде, с облегчением сгорбилась и позволила на лице появиться испуганному выражению. Конь посмотрел на нее так, словно вот сейчас возьмет и сожрет.

Она улыбнулась ему трусливо и заискивающе заговорила дрожащим голоском:

– Ты сильный, красивый, замечательный!.. У тебя уши торчком, ноздри как у льва, а такой густой гриве позавидует любая женщина!

Конь фыркнул, все-таки грива еще не грива, а так, детская гривка, но ей показалось, что комплименты приняты. Просто конь, как все мужчины, не желает выказывать чувства слишком явно.

Ютланд вернулся почти сразу, она не успела даже начать дрожать, не только надрожаться, швырнул ей под ноги удивительно толстого зайца.

– Ты еще и хворост не собрала? – поинтересовался он с осуждением. – Что за женщина… Тебя муж убьет в первый же день.